Дверь с той стороны - Владимир Михайлов

Подняв руку, он выпустил весь заряд в потолок, жмурясь и пригнув голову. Звенело стекло, и физик смеялся.

Все высыпали в салон. Капитан сказал писателю:

– У нас есть еще вино в запасе. Кто хочет вина?

– Все хотят! – заявил физик. – Надо же выпить, раз грядущее поколение на подходе! И уберите это.

Капитан сунул флазер в карман.

– За любовь! – сказал Нарев. – Обязательно за любовь!

Вот как обернулось дело. И никто уже не думал – быть или не быть, и никто не обсуждал способ, каким лучше всего свести счеты с этим миром. Не то, чтобы они сразу уверовали в прекрасное будущее; но первый житель этого будущего был уже в пути, и ко дню его встречи надо было приготовить не только чепчики и распашонки – надо было приготовить будущее, чтобы оказалось ему впору, не было бы слишком тесным и не пришлось бы краснеть за подарок, недостойный ни дарителей, ни тех, кому предстоит пользоваться им неопределенно долгое число лет.

Вера плакала, пряча лицо на груди администратора: все, что она хотела – и не решалась сказать вот уже несколько месяцев, уливалось теперь слезами, вырывалось непонятными восклицаниями. Администратор гладил ее плечи и улыбался. Потом сказал:

– Ну, милый… теперь-то ведь все хорошо?

Вера замотала головой так, что разлетелись волосы.

– А в чем дело?

Она проговорила, всхлипывая:

– Как же он будет один?

– Один? Почему один? – Карский улыбнулся. – Думаю, что если он и опередит остальных, то лишь на полгода, не больше.

Лишь теперь она взглянула на него.

– Где же наконец вино, капитан? – крикнул Карский.

– Вино там, – хмуро ответил капитан. – А мы – тут.

Вот теперь все по-настоящему почувствовали, что голодны. Люди снова хотели жить; значит, надо было хотя бы поужинать.

Диспозиция разрабатывалась в салоне.

– Нарев! – сказал инспектор. – Вы знаете их лучше, чем все мы. Попытайтесь уладить дело миром. Чего они хотят? Почему выступили против нас? Или это вы внушили им такую мысль?

– Представьте себе, нет, – ответил Нарев. – Я старался вообще не думать о вас – о большинстве из вас. Что же я должен, по-вашему, сказать им?

– А в самом деле, что? – задумался инспектор. – Как вести переговоры с машинами? Какая дипломатия тут пригодна?

– Такой подход не годится, – проговорил администратор. – С машинами не разговаривают. Если мы вступаем в переговоры – значит, это не машины, а существа, равные нам.

– Но они же машины! – воскликнул инспектор.

– Да, – согласился физик. – Но голодны мы.

– И все-таки, – сказал капитан, – если они просто машины… Чем мы им мешаем?

– Эх! – с досадой сказал Нарев. – Мы им не мешаем!

– Почему же они?..

– Очень просто – программа и воздух.

– Неясно, – сказал администратор.

– Это горные роботы. Их программа – бурить, ломать, идти напролом. Поняли? Это, как безусловный рефлекс. Пока они работали, они занимались только этим. А другая причина… Часть их предназначена для разработки рудных залежей на спутниках, где нет атмосферы. Их тела подвержены окислению.

– Ясно, – буркнул инспектор.

– Но роботы не должны причинять вред… – начал было физик.

– А они ведь на нас и не нападают. Просто создают условия, в которых мы не можем жить. В любой момент они могут проковырять где-нибудь дырку – и нам конец.

– Медлить нельзя, – проговорил администратор.

– Да, – проворчал физик. – Вы, Карский, задали нам работы.

– Их шесть десятков, – после паузы молвил Нарев. – Сколько у нас батарей.

– С собой – мало.

– Рудничные роботы – крепкие сооружения, – проговорил Рудик. – Выступать против них с флазером, когда у них плазменные буры…

Несколько минут прошло в тишине.

Потом физик предложил способ. Роботы обладали магнитной памятью. Если изготовить достаточно сильные и удобные в обращении электромагниты, то можно будет стереть все, что записано в этой памяти, и роботы, оставшись без программы, выйдут из строя.

Рудик забраковал план. Дело было не только в том, что блоки памяти роботов хорошо экранированы. Способ не годился потому, что здесь, в пассажирской палубе, не из чего и нечем было изготовить даже самый крохотный магнитик.

Возникло и еще несколько подобных проектов. Пустой желудок, как известно, стимулирует изобретательность. Но для осуществления любого из предложений надо было прорваться хотя бы в палубу синтезаторов.

Приходилось рисковать. Капитан решил возглавить группу прорыва. Три члена экипажа и инспектор вооружились флазерами. Карачаров успел разобрать стол. Его каркасом – металлическими трубами – можно было пользоваться, как дубинками. Группа собралась возле двери, и Истомин приготовился распахнуть ее настежь.

Можно было подумать, что осаждающие разгадали план: за дверью слышались торопливые, тяжелые шаги. Видимо, роботы делали перегруппировку.

– Давайте, – кивнул капитан.

Истомин рванул дверь.

За нею было пусто. Роботы ушли.

– Не понимаю, – озадаченно проговорил капитан.

Администратор пожал плечами.

– Не думаете же вы, – сказал он, – что они глупее собак? Собаки прекрасно чувствуют настроение людей. Вот и роботы почувствовали, что мы приготовились умереть, у них просто не хватило такта, чтобы дождаться, пока мы действительно уйдем. А сейчас они уяснили, что дивертисмент, как выразились вы, доктор, откладывается – и ушли. Но, – он поднял палец, – если такая возможность возникнет снова, они не преминут ею воспользоваться.

– Ах, вот что, – сказал физик. – Значит, это была просто похоронная команда?

Битва была выиграна без единого выстрела, потому что, казалось, снова было для чего жить. Инстинкт сохранения вида – могучий инстинкт. Но человек двойствен по своей природе, и то, чего с избытком хватило бы любому другому виду, для него – лишь меньшая половина.

Капитан, администратор да и все остальные понимали, что пока они лишь получили отсрочку. Заживут ссадины, забудется страх. Но если за это время они не найдут какого-то выхода, все начнется сначала и в еще более тяжкой форме, потому что людям, быть может, придется увидеть, как будет деградировать их потомство. Свойственно желать детям лучшего, чем то, чем обладаешь сам. Но что могли пожелать они?

Они искали выхода ожесточенно и не находили, и безнадежность снова начинала закрадываться в их сердца.

– Боюсь, что все мы неправы, – сказал Карский, когда снова – в который уже раз – разговор зашел об этом. – Мы ошибаемся. Ищем не там.