Небо цвета лазурита - Айгуль Грау

– Он найдет, Харша, еще как найдет, – Марианна еще сильней сжала руку, быстро кивая головой. – Я боюсь. Ты бы знала, какого это. Быть не личностью, а всего лишь предметом. Для всех них. Теперь уж точно жить мне недолго. Та кепка стража осталась в его пещере, когда они колдовали. С ним теперь куча свиты. Они делали обряд… чаша с кровью… заставили выпить. Так противно! Как же мерзко ощущать себя такой грязной, будто надо мной надругались. И даже кинься в ледяную реку, что течет по соседству, это не помогло бы смыть этот позор. Я не могу припомнить ничего более противного. А со мной случались всякие вещи. Ты не представляешь. Ты даже не знаешь, на что ты меня облекла, решив тогда спасти. – Марианна тряслась в сильном волнении. Харша смотрела на нее глазами полными беспомощной жалости. Фислар с Кунзуком тоже прекратили разговор. – Эта гадость, что лежит во мне… Этого не должно было быть. Я же не богиня, обладающая силами от рождения и способная себя защитить. Это все равно, что наделить неограниченной властью котенка. Они съедят его заживо, а из шкурки сделают управляемое чучело. Вот что со мной происходит. Почему я ушла от Селдриона. Как думаешь, почему сбежала? Он ведь самоцвет, который сложно найти, как ты говорила. Да потому что он спятил. От того, что я рядом. Как спятил сейчас Аймшиг, как сходят с ума другие, кто видит меня без амулета. Он расправился с четырьмя бандитами, пытавшимися меня изнасиловать. Расправился прямо на моих глазах, так что кровь последнего, кому он вскрыл глотку прямо предо мной, брызнула на лицо и одежду. Как долго я не могла отмыться от этого запаха…Это было так ужасно, что я бежала, забыв об опасности к любым хоть сколько-то знакомым мне людям, даже Аймшигу. Тогда мне казалось, что любой в мире лучше Селдриона. Но как же я ошибалась. И теперь он просто меня прикончит. Он выпьет амриту, и вы получите полноценного монстра. Вряд ли мир после этого останется прежним. Я не знаю, что делать, я просто не знаю. Я даже убить себя не могу. Проклятое бессмертие…

В комнате повисла пауза и Фислар, так же как Харша, слушавший монолог на полувздохе, осознал, что это была его провинность. Это он не уследил за ней. Был так беспечен. Не зря Селдрион еще тогда после портала буквально называл его щенком, не способным противостоять Аймшигу. Хоть вампир не вызывал его симпатий, все же не был так противен, как Селдрион. Вместе с ним они шутили за спиной Владыки, он даже чувствовал себя как-то по-товарищески рядом с якшей. Как же это было обманчиво! Только теперь до него дошло, что нет и не было никогда ничего общего у существ из разным миров. Никакой дружбы. А он просто гнал, от зависти или детской обиды на своего соотечественника, земляка, на своего короля. И все для чего? Просто хотелось быть не таким как все. Максималистский подростковый бунт против традиций предков. Непроходимый идиот – почти диагноз. Он внезапно оторвался от своих мыслей, вспомнив нечто оранжевое, что они приметили недавно в кустах, гуляя с Лхаце вдоль реки. Тогда он почему-то решил, что видел детский мячик. И только теперь дошло, что это был оранжевый бок еще не успевшего сгнить грейпфрута, который выкинул циничный Аймшиг сразу же после их разговора.

Тут Харша навострилась вся, как охотничья собака заметившая дичь.

– Когда мы разъехались, Селдрион был девушкой-блондинкой, ведь так? – Марианна закивала. – А когда он убивал тех людей, как он выглядел?

– Он был собой. – Медленно отвечала Марианна.

– Так значит, он смог снять серьги, – торжественно произнесла нагини. Марианна не понимала, как можно так радоваться тому, что произошла так давно, ведь ей и в голову не приходило, что они могли думать, что он сих пор ходит в серьгах.

– Да, он смог. Но это было довольно давно. Мы прожили чуть больше месяца в его подлинном обличие. Правда ему приходилось иногда снова надевать серьги. Когда покупали билеты, например и нужен был паспорт. Ах, боже мой, – она вдруг мечтательно отвлеклась, уносясь за воспоминаниями, – он совершенно не мог распоряжаться деньгами. Все время приходилось следить, чтобы он не потратил все наши сбережения. – Она задумалась, улыбаясь сама себе, погруженная в прошлое, откуда ее вырвала бесцеремонная Харша.

– То есть серьги починились «сами»? В какое время это было?

– Так… – силилась вспомнить Марианна, пока нагини то и дело поворачивалась назад с расползающейся по лицу улыбкой, чтобы взглянуть на удивленные лица Фислара и Ринпоче, который не понимал ни единого слова. – Мы только уехали от отца с бабушкой, сняли номер…Это было примерно в начале ноября я думаю…

Харша выдохнула, прищурившись переспросила еще раз.

– Ты уверена?

– Я не уверена точно. Только примерно. Помню, что проснулась, а он лежит рядом в своем облике и говорит, что смог снять серьги. Это было в середине ночи, возможно в начале ноября, но дату я не запомнила. А что такое? Почему спрашиваешь?

Харша встала в сильном волнении, прошлась туда-сюда провожаемая взглядами присутствующих. Она выглядела так, будто узнала, что выиграла в лотерею. Словно сама не верила своей удаче.

– Да, точно, тогда. Ах, какая же я малодушная. А самое худшее – маловерная. – И она стукнула себя легонько по лбу. Торжественная улыбка играла не ее лице, заражая присутствующих. Ринпоче спросил первым.

– Есть хорошие новости?

– Да. Есть. Я отправляюсь к ламе Чова.

***

На следующее утро, не спавшие всю ночь, они отправились в путь, чуть небо окутала предрассветная лазурь. Оба монаха так и остались нести свое круглосуточное бдение в доме больной. Осторожно попрощавшись с братом, так чтобы не разбудить заснувших от усталости где попало его жену и дочь, Кунзук Вангпо вышел бодрым шагом, вслед за грациозно выскользнувшей в двери Харшей и Фисларом не знавшим усталости от горячности ума. Из еды они взяли только необходимый минимум и ничего не брали для ночлега. Предполагали подойти к дверям монастыря к закату, пройдя весь путь быстрым шагом почти без остановок. В начале им везло. Полуразвалившийся грузовичок подвез на несколько километров до поворота. Но дальше погода ухудшилась и после обеда тучи затянули весь небосклон. Пошел крупный липкий снег, застилающий дорогу, а хлопья летели, сплошным покрывалом ложась на голову и плечи. Не сомневаясь в том, что это проделки Аймшига, Харша то и дело останавливалась, грозила кулаком в небо и что-то кричала на незнакомом языке. Фислар жмурился, стараясь укрыться от летевших в глаза снежинок, а Кунзук Вангпо шел быстро и четко переставляя ноги методичным шагом. За время в пути, они успели продолжить разговор, и хоть недосып и усталость мешали нильдару внятно соображать, Ринпоче удалось разложить в его голове буквально по полочкам всю причинно-следственную связь принятия монашеских обетов. Теперь эта концепция поднялась и восстала в его сознании наполнив ум пониманием логики мира. Правильная, незыблемая, нерушимая, и подобно тому самому черному обелиску, запускающая его сознание на новый виток. Когда он задумывался над тем, почему же никто другой из его прошлого окружения никогда не задумывался над такими, казалось, очевидными вещами, то не мог найти ответа. Почему он сам не задумывался над этим? Да он вообще, если смотреть прямо, всегда был поверхностным. Одна из немногих околонаучных книг, что он прочитал, а позже построил на ней все свое мировоззрение, говорившая о тирании правящего класса, заставляя его искать все свои проблемы в дисбалансе политических сил и абсолютной монархии скрепленной религиозными традициями страны Алатруэ. Смерть кузена на войне, стремление окружающих к материальным благам, трепет подданных перед Владыкой, основанный лишь на недостатке сведений, его собственная неудовлетворенность амбиций и неспособность найти свое место в мире – во всем этом он винил тех, кто у власти. Ведь им дана сила изменить мир, а они только пьют сому, да ходят по бабам. Как же тут Селдриону не оказаться крайним. А тот мир, что описывал ему досточтимый Вангпо, являл собой иную картину. Сначала сложно принять. По крайней мере неприятно. Как может быть, что я сам виноват в том, что случилось так, а не иначе. Ведь я-то простой обыватель. Это не в моих руках заключена вся сила и власть государства. Это все он, они, другие. Но Ринпоче отражал возражения Фислара, словно бы играл в настольный теннис. Быстро, аргументированно, логично. Уже через пару часов он начал уважать этого тихого, казавшегося незначительным человека, а в конце дня Ринпоче удалось занять пьедестал его тайного кумира. Когда они дошли до стен монастыря, солнце, ни разу не выглянувшее сегодня из-за густых туч, уже садилось и без того мрачный день стал еще темнее. Собаки, навострившие уши с приходом сумерек, выбежали навстречу, заливаясь лаем, но узнав Кунзука, тут же принялись радостно вилять хвостами.