Рыцарь - Джуд Деверо

Но что было просто приготовить в какой-нибудь английской кухне двадцатого столетия в сравнительно малых масштабах, в шестнадцатом веке представляло проблему. Здесь все готовилось в огромных количествах, целыми чанами и быстро. Здесь не было бакалейных лавок, где можно было бы купить готовую горчицу или майонез для яиц и картошки. А весь перец, хранившийся под замком в особом ящике, был только в виде горошка, и его необходимо было предварительно перебрать, удалить камешки и растолочь его затем пестом в ступе величиною чуть ли не с таз. И орехи пекан для печенья тут тоже не продавались в уже очищенном виде упакованными в пластиковые мешочки – их надо было сперва очищать от скорлупы.

Дуглесс всем руководила и за всем наблюдала, одновременно обучаясь всему. У нее прямо дыхание перехватило, когда она увидела, что на противни для печенья подстилается бумага, на которой что-то написано. Она стояла и смотрела, как шоколадная болтушка проливается на листы документа, на котором – она была в этом уверена – стояла подпись чуть ли не Генриха Седьмого!

К тому времени, когда еда была уже почти готова и ее можно было бы подавать, Дуглесс подумала, что эта трапеза должна представлять собою что-то вроде пикника. Она отправила слуг в сад, чтобы там разостлали скатерти прямо на земле, а потом велела принести туда и подушки.

В тот вечер ужин подали поздно, уже после шести, но, наблюдая за выражением лиц собравшихся, Дуглесс видела, что она не зря потрудилась! Картофельный салат все уплетали большими столовыми ложками, и многие съедали по целой тарелке яиц с пряностями. Всем очень понравились и первоклассно зажаренные цыплята.

Сидя напротив Николаса, Дуглесс наблюдала за ним столь пристально, что сама почти ничего не могла проглотить. Насколько она заметила, ничто не пробудило в нем ни малейших воспоминаний! Ни искры!

С концом трапезы слуги с видом триумфаторов стали обносить гостей серебряными блюдами, доверху наполненными вкуснейшим шоколадным печеньем с начинкой из ореха пекан. Когда собравшиеся отведали печенья, у кое-кого на глазах появились слезы искренней благодарности.

Но Дуглесс смотрела на одного Николаса: вот он откусил кусочек, стал жевать… И медленно поднял глаза на Дуглесс – сердце ее так и затрепетало! Он помнит! – подумала она. – Да, что-то он все же помнит!

Николас положил на тарелку печенье, и, сам не понимая, зачем это делает, вдруг снял перстень с пальца левой руки и протянул ей.

Дрожащей рукой Дуглесс взяла перстень: это было кольцо с изумрудом, то самое, которое он уже дарил ей прежде, в доме Арабеллы, когда она впервые испекла для него шоколадные «картошки»! По выражению его лица она видела, что он и сам удивляется своему поступку.

– Ты уже дарил мне прежде этот перстень! – тихо сказала она. – Когда я приготовила для тебя «картошки».

Николас только и смог в ответ пристально уставиться на нее. Он начал было говорить что-то, прося у нее объяснений, но очарование этой минуты нарушил смех Кита:

– Я не стал бы винить тебя! – смеясь произнес Кит. – Это печенье и впрямь заслуживает, чтобы за него платили золотом! Вот, держите! – сказал он, снимая с пальца обычное золотое кольцо и тоже подавая его Дуглесс.

Хмурясь и улыбаясь одновременно, она взяла кольцо. Конечно, колечко это ничего не стоило в сравнении с изумрудом на перстне Николаса, но даже если бы цены перстней поменялись на противоположные, то и тогда кольцо Николаса оказалось бы более дорогим для Дуглесс!

– Благодарю вас! – пробормотала она и снова поглядела на Николаса, но тот отвернулся, и она поняла, что воспоминание уже покинуло его.

– Что-то ты слишком молчалив, брат, – сказал Кит, улыбаясь, Николасу. – Пойдем с нами, развеселишься: сегодня вечером Дуглесс будет обучать нас одной новой карточной игре под названием «покер»!

Но Николас отвернулся от брата: что-то произошло сегодня, он и сам не смог бы сказать, что именно. Вот за ужином он отведал шоколадного печенья, которое испекла эта женщина, и ему вдруг стало ясно – внезапно, безо всяких объяснений! – что она вовсе не враг ему!

Даже вручая ей перстень, он называл себя в душе дураком! Николас не уставал твердить себе, что он единственное во всем доме разумное существо, не склонное верить в то, что Дуглесс, мол, этакий дар богов! И если все ее добрые дела на поверку окажутся потом чем-то скверным, то он единственный из всех, кто был способен понять ее истинную Природу!

Но в этот вечер, пока он ел ее чудесное печенье, его прямо-таки захлестнули наплывающие видения, они переполняли его сознание. То он видел ее с распущенными волосами, с голыми ногами, восседающей на какой-то странной формы металлической раме с двумя колесами. То обнаженной, и вода струилась по ее прекрасному телу. И наконец, ему представилось, как она прижимает к груди его перстень и смотрит на него взором, исполненным любви! И тогда, не думая, он снял с пальца перстень и подал его ей: каким-то непостижимым образом перстень этот казался уже принадлежащим ей!

– Слушай, Николас! – обратился к нему Кит. – Да ты здоров ли?

– Да-да, – рассеянно ответил он. – Вполне здоров.

– Так ты тогда присоединишься к нам? – опять спросил Кит.

– Нет, – буркнул себе под нос Николас. Он не хотел оказаться рядом с этой женщиной, не хотел, чтобы она вызывала в его воображении образы того, что, как ему было доподлинно известно, никогда не могло происходить. Если бы он стал проводить с нею время, то того и гляди еще начал бы прислушиваться к ней, даже принялся бы верить кое-каким ее абсурдным россказням насчет прошлого и будущего!

– Нет, я не приду, – сказал он Киту. – Я буду работать.

– Работать? – с иронией переспросил Кит. – И никаких женщин, да? Я вот все думаю: а затаскивал ли ты хоть одну бабенку к себе в постель с тех пор, как к нам прибыла леди Дуглесс?!

– Она не… – начал было Николас и замолчал: ему вновь вдруг представилось, как Дуглесс сидит и улыбается ему, а ее мягкие волосы рассыпаны по плечам!

– Стало быть, все к тому и идет?! – засмеялся Кит. – Что ж, я не могу винить в этом тебя: женщина и впрямь прекрасна! И как же ты думаешь с ней поступить: взять в любовницы после свадьбы, да?

– Ни в коем случае! – воскликнул Николас. – И женщина эта для меня – ничто! Можешь взять ее себе! А я бы только и желал никогда впредь ее не видеть и никогда впредь не слышать ее голоса! Я вообще хотел бы, чтобы она никогда не появлялась в моей жизни!

– Так-так! Стало быть, гром таки грянул! – воскликнул, дразня его. Кит и, все еще улыбаясь, на всякий случай отступил чуть назад – он явно получал удовольствие, наблюдая за тем, как страдает он, Николас!

Николас вскочил с кресла: его бесил насмешливый тон всепонимающего брата, и он был готов уже полезть в драку. Однако Кит отскочил к дверям, и, стоило Николасу двинуться в его сторону, как он, громко хохоча, выскочил из комнаты, захлопнув за собой дверь перед самым носом Николаса!

Вновь усевшись за стол, Николас попытался было целиком сосредоточиться на лежавших перед ним счетах, но все его мысли были заняты той, рыжеволосой. Она там сейчас смеется, радуясь собственным деяниям! Но если расстроится, он сразу это почувствует.