1356. Великая битва - Бернард Корнуэлл

– Линия держится! – кричал с седла граф Оксфордский. – Не давайте им сломить нас!

Здоровенный детина с моргенштерном пробивал себе путь в передовую вражескую шеренгу. Он был в латах, но без джупона, его басинет забрызгала кровь. На поясе висел тяжелый меч в ножнах. Большинство воинов не брали ножны в бой из опасения споткнуться о них, но этот француз держал меч в них, а сам размахивал огромным окровавленным моргенштерном. Рукоять булавы была почти такой же длины, как цевье боевого лука, а шар представлял собой железное ядро размером с голову ребенка. Из макушки шара торчал стальной шип, окруженный дюжиной шипов покороче. Верзила вскинул оружие. Рыло забрала передвигалось из стороны в сторону, пока воин осматривал линию эллекина. К нему присоединились еще двое, оба с маленькими потрепанными турнирными щитами. Один с алебардой, а другой с кистенем-гупийоном с короткой деревянной рукоятью и шипастым металлическим шаром на толстой цепи.

– Англичане пришли сюда умирать, – верзила с моргенштерном произнес это достаточно громко, чтобы Томас смог расслышать, – так что давайте сделаем ублюдкам одолжение.

– Сначала прикончим того, что с алебардой, – предложил Карел.

Алебардщик держал щит, – это означало, что он не сможет использовать свой большой топор с крюком в полную силу.

– Хотите умереть? – заорал детина.

Откуда-то с севера донеслись вдруг звуки дикой суматохи: вопли, звон металла, крики боли. Враг, должно быть, предпринял яростную попытку прорвать строй, подумал Томас, молясь о том, чтобы англичане и их гасконские союзники выстояли, но быстро забыл про молитвы, потому что громила со своим шипастым моргенштерном атаковал. Ринулся он прямо на Томаса, единственного из английских воинов, не облаченного в латы.

– Святой Дионисий! – ревел великан.

И святой Дионисий встретился со святым Георгием.

* * *

Кардинал Бессьер наблюдал за битвой с дальнего холма. Он сидел верхом на крепкой и смирной лошади, был одет в кардинальскую сутану и, хотя с ней это совершенно не сочеталось, нахлобучил на голову басинет. Король Иоанн, тоже верхом, был в нескольких шагах. Кардинал отметил, что король отцепил шпоры, а значит, если он и собирается сражаться, то пешим. Младший сын короля Филипп и остальные рыцари и латники уже спешились.

– Что происходит, ваше величество? – осведомился кардинал.

Король не мог ответить с полной уверенностью, и его раздражало такое близкое присутствие кардинала в его неуместном шлеме. Бессьер ему не нравился. Этот клирик был сыном торговца, черт побери, но сумел вознестись по церковной иерархии и теперь заделался папским легатом и, как король знал, питал надежды стать папой. Возможно, Бессьер – хороший выбор, ибо, несмотря на низкое происхождение, кардинал яростно поддерживал французскую монархию, а помощь Господа никогда не бывает лишней, поэтому король шел ему навстречу.

– Наша первая баталия ломит врага, – ответил Иоанн.

– Хвала Господу, – провозгласил кардинал, потом указал на знамя герцога Орлеанского, развевающееся над второй баталией, которая ждала в неглубокой ложбине между двумя холмами. Под началом герцога насчитывалось больше двух тысяч латников, все пешие, но лошади их находились неподалеку, на случай если понадобится преследовать дрогнувшего врага.

– Есть ли какая-то причина, по которой ваш брат не спешит принять участие в угодном Богу деле? – спросил прелат.

Король едва не вышел из себя. Он переживал. Ему казалось, что отряда дофина окажется достаточно, чтобы сломить англичан, но битва явно приняла более ожесточенный характер, чем предполагалось. Его заверяли, что враг ослаблен голодом и жаждой, но англичане держались. Мужество отчаяния, предположил король.

– Мой брат пойдет в атаку, когда получит приказ к наступлению, – отрезал он.

– Это вопрос места, – вмешался граф де Вентадур. Юноша был любимчиком короля и, почувствовав раздражение монарха, попытался избавить его от утомительных объяснений.

– Места? – переспросил кардинал.

– У врага, ваше высокопреосвященство, сильная позиция, – произнес граф, вытянув руку. – Видите живую изгородь? Она препятствует нам.

– А-а-а, – протянул кардинал, как будто только что заметил препятствие. – Но почему не двинуть в бой все наши силы?

– Потому что даже король или кардинал не способны влить кварту в кувшин, вмещающий пинту, ваше высокопреосвященство, – заявил граф.

– Так разбейте кувшин, – предложил кардинал.

– Именно это наши и пытаются сделать, ваше высокопреосвященство, – терпеливо растолковывал Вентадур.

О происходящем за изгородью можно было только догадываться. Бой явно кипел, но за кем верх? С западной стороны изгороди еще оставались французы, и это означало, что места на той стороне для них пока недостаточно или что это малодушные, боящиеся подвергать свою жизнь опасности.

Небольшой ручеек раненых струился с холма, и кардиналу казалось очевидным, что французам следовало бросить в бой всех воинов и создать невыносимое давление на врага, но вместо этого король и его брат спокойно ожидали, взвалив всю работу на плечи отряда дофина. Жоффруа де Шарни, королевский знаменосец, по-прежнему высоко держал орифламму, указывая, что пленных брать нельзя, и кардиналу хватало соображения, чтобы понять: этот огромный штандарт не будет свернут до тех пор, пока враг не побежит. И лишь когда этот ярко-красный вымпел исчезнет, французы смогут подумать о богатом выкупе. Поэтому Бессьера огорчало, что орифламма все еще реет. Король Иоанн чересчур осторожен, думалось ему. Он послал в бой треть армии, почему не всю? Но кардинал понимал, что критика недопустима. Когда придет час избирать следующего папу, влияние короля Иоанна ему пригодится.

– Ваше высокопреосвященство? – прервал его мысли граф де Вентадур.

– Да, сын мой, – величаво отозвался кардинал.

– Вы позволите? – Граф протянул руку к дешевому на вид клинку, который держал церковник.

– С благоговением, сын мой, – ответил кардинал.

Юноша коснулся Малис, закрыв глаза и бормоча молитву.

– Мы победим, – сказал он, закончив молитву.

– Такова Божья воля, – согласился кардинал.

В тридцати шагах от Бессьера, в рядах воинов короля, переминался с ноги на ногу граф де Лабруйяд. Он потел. Толстяк надел льняное нижнее белье, поверх него напялил кожаный камзол и узкие штаны. За слоем кожи шла кольчуга, а потом еще и полный комплект лат. Ему требовалось отлить. От вина, поглощаемого всю ночь, мочевой пузырь растянулся, живот расперло, но граф боялся, что если выпустит газы, то кишечник может опорожниться. Внутренности крутило. «Господи! – молился Лабруйяд. – Пусть дофин одержит быструю победу! И почему все это тянется так долго?» Он маялся. Успокаивало лишь то, что следующим в бой пойдет герцог Орлеанский. Лабруйяд отвалил немало золотых маршалу Клермону за то, чтобы тот поставил латников графа в баталию короля, последнюю. Теперь же он горячо молился, чтобы в трех тысячах королевского резерва так и не возникло нужды. И с какой стати вдруг решили драться пешими? Всем известно, что благородному человеку полагается сражаться верхом! Но какой-то чертов шотландец убедил короля идти в бой ногами, как это делают англичане. Если англичане и шотландцы хотят драться как крестьяне, это их дело, но французской знати место в седле! Как человеку убежать, если ты пеший? Лабруйяд застонал.