Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

Участковый окликнул собаку, но та уже не могла остановиться, наметила жертву и вцепилась в ногу убегающего Таранки, сшибла его грудью, вжала в снег, повизгивая, торопила участкового, глядя, как тот медленно выбирается из сугроба и, просмотрела… Лезвие ножа в секунду вспороло брюхо. Собака взвыла от неожиданной боли, оскалив клыки, хотела вцепиться в горло человеку, но силы мигом оставили ее. Их не хватило даже на то, чтобы закрыть пасть.

Участковому следовало бы повернуть в деревню и поторопиться уйти от опасности, но он рванулся на голос собаки, какую очень любил.

Он не успел нагнуться, дойти до нее. Словно из снега вырос на его пути пахан:

— Прихилял, лягавый пидер! Ты не опоздал! Где Седой?! — схватил за горло. Но тут же получил встречный удар в челюсть.

— Махаться? Охерел падла! — вытащил финку из-за браслета.

Участковый заметил, сделал ложный выпад, но не увидел, что «малина» уже сомкнула кольцо вокруг. Пижон коротко ткнул в спину. Участковый зашатался, почувствовав резкую боль в сердце. Перед глазами закружился берег реки. Белый, весь в черных пятнах. Это сугробы… конечно, сугробы. Ведь только они без лица…

— Хана лягавому! Расквасили паскуду! Линяем! Седого потом достанем! — спохватился Пижон, глянув на небо. «Малина», спешно свернув за излучину, вскоре вышла на шоссе и через час вернулась в Орел вместе с первым грузовиком, отвозившим в город молоко.

Участкового колхозники нашли уже утром, когда совсем рассвело.

Багров и оперативники тут же сообщили в горотдел о случившемся. И вскоре в Звягинки приехали из прокуратуры и городской милиции. Осмотрели место происшествия, горевшие дома. Как и предполагали, сыскная собака вывела на шоссе и остановилась. Но слепки следов были взяты, описаны характерные особенности каждого следа. Узнали и о Седом. Но тот еще не вернулся из Нарышкино. И следователь прокуратуры попросил, как только вернется тракторист, пусть ему в город о том сообщат.

О чем говорил Земнухов со следователем до самого вечера, никто из деревенских ничего не узнал. В Звягинки на следующий день прислали нового участкового. А Земнухову сельчане стали советовать уехать от беды хотя б на время, пока не переловит милиция всех бандитов.

— Слишком дорогую цену заплатили мы за тебя! — обронила жена погибшего участкового. Тот уже лежал в гробу и не мог ей возразить, вступиться за Сашку.

— А может, впрямь уехать тебе куда-нибудь подальше от Звягинок. Нам и тебе спокойней будет, — поддержала Акулина, стоя рядом с Седым у пожарища.

Багров вяло протестовал. Но Седой почувствовал, что события последней ночи подточили и его терпение. И его нервы сдали.

— Ну, коли так, держать не могу! — ответил на довод Земнухова, что малина не оставит задуманного и еще навестит деревню, что она утворит в следующий раз, с кем расправится, остается лишь предполагать. А если он уедет, фартовые вмиг потеряют интерес к Звягинкам и никогда уже не вернутся сюда…

— Ты сначала подыщи себе место, куда поедешь. Договорись, устройся, а уж потом забирай документы, а вдруг не найдешь ничего подходящего? Как жить будешь, сорвавшись от нас? Я же тебе не насовсем, лишь на время предлагаю уехать! — говорил председатель колхоза больше для очистки совести. Но Земнухов не слушал, он уже написал заявление и собирался пойти к бухгалтеру.

Деревенский люд, похоронив участкового, словно все тепло свое на погосте оставил. Земнухова не хотели замечать. С ним перестали здороваться. И человек кое-как дождался расчета, ночуя все дни на ферме, в сене, за кормушками. Он сразу почувствовал себя лишним, одиноким, никому не нужным человеком.

Даже бабка Волчиха, встретившись с ним у правления колхоза, подошла нахмурившись:

— Эх, Сашка! Уж лучше б ты на фронте погиб! Героем бы вспоминали! А ты — в бандюги скатился! Какого человека из- за тебя убили! Ты его ногтя не стоил. Это всяк скажет. Дурень выжил, а человека — проглядели! Не морду тебе надо было переделать. А всю твою жизнь — собачью! И душу! Но кому она нынче сподобилась? Эх-х, нет у нас в деревне мужиков, а и такое гавно, как ты, не надо! — повернулась спиной и ушла ругаясь.

Земнухов, получив расчет, ушел из Звягинок не прощаясь ни с кем.

Здесь, когда он объявился, никто не ждал его, провожать и тем более никто не вышел.

Седой постоял в раздумье на шоссе. Холод пронизывал его до костей. Человек оглянулся на деревню, из какой его почти прогнали. Поежился от собственной неприкаянности и проголосовал первой машине, показавшейся на дороге.

Куда она едет? Куда спешит? Да какая разница? Земнухову некуда было торопиться. Его никто и нигде не ждал.

Машина оказалась из Белоруссии. Водитель приезжал на Орловский машиностроительный завод за деталями и теперь спешил обратно. Домой, к своей семье, к детям.

Понемногу они разговорились. Водитель сказал, что сам он родом из Полесья, из глухой деревеньки, затерявшейся в лесах, куда в войну и немцы не смогли добраться из-за болот и глухомани.

— Там у нас кикиморы да лешаки живут. Весь люд в города сбежал. Кому охота в деревне маяться? Вот и ищут жизнь легче, да сытую. Тяжко нынче там стало. Детву в школу всякий день не потащишь за полсотню километров. А в интернат отдавать страшно. Чему их там научат без родителей? Сбалуются! То-то и оно! Пришлось самим в город уезжать. Если б не дети, в жизни со своей земли не утек бы! — вздохнул шофер.

— А родители там остались? — спросил Седой.

— Их с лесу не сковырнешь. В городе дня не могут. Задыхаются. Нашу воду пить не хотят. Вонючая! А к харчам куплёным несвычные. Только свое признают, как все деревенские. Оттого они крепче и здоровее нас. Дай им, Бог, доброго! Еще работают.

Земнухов поинтересовался жизнью, работой, условиями, заработками, спросил о людях. Задумался. И решился…

А тем временем Черная сова искала Седого в Звягинках.

Глыба, переодевшись в бабье, за руку с Задрыгой, вошли

в избу в Волчихе. Поздоровались приветливо. Бабка, оглядев обоих, спросила, кого ищут, что хотят от Звягинок?

— Сожитель от меня сбежал, бабонька! Пять лет с ним прожила душа в душу. И нате вам, поругались из-за мелочи. Сколько такого бывало? А тут я, дурная ляпнула, что надоел он мне. Сашка — за чемодан и ходу сюда!

— Уж не Земнухова ли ты ищешь? — прищурилась Волчиха.

— Его самого! Санечку! Помоги, бабуленька, стань матерью, помири нас! — просил Глыба старуху.

— Его тут многие искали, — прищурилась Волчиха, разглядывая накрашенное лицо Глыбы.

— Женщины?

— Бандиты! Они недавно нашего участкового убили.

— Да, сидел Сашок в тюрьме. Это верно. Но ведь ни за что попал, — вытер платочком мокроту Глыба.

— Вор! Ни за что сидел? Да ты сама, видать, не лучше? — поджала губы Волчиха.

— Да что вы, бабуся? Я бухгалтером работаю. На швейной фабрике. Саша хотел закончить курсы наладчиков оборудования, да вот, поругались. А может у него женщина тут появилась, а я, дуреха, реву? — спохватился Глыба.