Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

Ельцин был далеко не демократом. По характеру он был типичным советским аппаратчиком, начисто лишенным какой-либо идеологии, который продвигался по партийной карьерной лестнице благодаря своим личным качествам, как положительным, так и отрицательным. По своему уровню он подходил до секретаря райкома, максимум горкома не очень крупного города. Его кругозор, интеллект, политическая культура не превышали уровень партийного функционера районного масштаба, не более, и то, что он оказался во главе государства, не изменило его и не добавило качеств, которых у него не было ранее. Вместе с тем, по сравнению с другими, он обладал определенными преимуществами, прежде всего обостренной, почти животной политической интуицией и готовностью идти к своей цели, идти до конца, не считаясь ни с чем. Необузданная жажда власти с готовностью идти по трупам, сочетавшаяся с неразборчивостью в средствах, была его наиболее характерной чертой. Как типичный советский коммунист, он был оппортунистом, готовым идти на союз с кем угодно, если это было выгодно ему в данный момент. Таков, например, был его союз с Руцким, который усилил Ельцина и обеспечил ему победу на выборах на пост президента РСФСР в Советском Союзе. Это не помешало ему впоследствии вышвырнуть Руцкого, занимавшего пост вице-президента России с той же легкостью, с какой он его приблизил. Тот же трюк он проделал и с генералом Александром Лебедем. У Ельцина не было иных интересов, кроме своих личных и жажды власти. Все, что служило его интересам, – принималось, все, что мешало им, необходимо было убрать и уничтожить. В отсутствии партии и вообще какой-либо политической силы вокруг него он должен был удовлетвориться приближенными, которых отбирал в основном по принципу личной преданности.

Трагедией России было то, что советская власть не позволила развиться в стране никакой конструктивной политической мысли. Конечно, были диссиденты, антикоммунисты, отдельные личности, в большинстве придерживавшиеся либеральных взглядов. У них не было ни серьезной организации с осмысленной четкой программой, ни даже ее организационного остова. Большинство диссидентов занимались критикой власти, ее действий и действий тех или иных чиновников. Их представления о происходящем вне СССР были крайне упрощенными до примитивности и искаженными по сравнению с реальной картиной действительности. Трудно упрекать их в этом – таковы были последствия диктатуры Советов. Обособленность, навязанная советскому населению, привела к непониманию действительности и происходящих всемирных процессов и недопониманию истинного положения и реальной роли их государства в мире. Отрыв от всего мира и неприятие происходящего в своей стране привели их к излишней идеализации Запада, как и в отношении его к России, так и в том числе нравственных, общественных и экономических ценностей в странах Запада. Извращенная советская политическая культура, правящая в стране десятки лет, не позволила ее гражданам выработать нормальные навыки политического мышления, общественной и партийной деятельности демократического общества. Преклонение перед силой и силовыми решениями проблем осталось основой мировоззрения, как у диссидентов, так и у других критиков и противников советской власти.

Также понятия свободы и прав личности нередко трактовались ими как то, что они сами могут делать все, что угодно, но не их политические оппоненты. Свобода слова и волеизъявления применялась преимущественно к ним самим, а все, что не служило им или их целям, считалось реакцией, которую можно и нужно подавить силой. Нетерпимость к идейным противникам, неприятие отличной от своей точки зрения свойственно большинству диссидентов, как и большей части приехавших в Израиль из Советского Союза. Чтобы научиться терпимости к взглядам и идеям других, нужно освободиться от советского образа мыслей. На это требуются долгие годы.

Большевистский подход глубоко укоренился у самого Ельцина и в постсоветском российском обществе в целом. Органы власти были укомплектованы ловкими, пронырливыми людьми, сумевшими привлечь к себе внимание Ельцина. Среди них попадались и способные люди, но почти все они были на редкость циничны и почти начисто лишены каких-либо нравственных норм. Так и сформировалась ельцинская система власти с элементами царской культуры Руси, которая пыталась стремительно вывести Россию из большевистского анахронизма в современный мир конца XX века.

Одним из серьезнейших недостатков большинства российской интеллигенции было пренебрежительное и безразличное отношение к своему народу, к его проблемам и судьбе. Большинство этих людей были очень далеки от народа. Речи и разговоры о пользе и интересах народа были для них такой же демагогией, как и при советской власти. Народ был для них абстрактным понятием, предметом вроде бы идеологических, а по сути демагогических дискуссий. Продолжал господствовать советский подход: «Не важно, что народ страдает, что несет жертвы, ведь это все для светлого будущего». Архитекторов российских реформ абсолютно не интересовало, что проводимые ими преобразования бьют по миллионам людей. С легкостью и бесчеловечным равнодушием были приняты решения лишить миллионы людей денег и сбережений, вышвырнуть на улицу интеллигенцию, довести до катастрофического уровня количество беспризорных детей, разрушить все экономические и социальные структуры. Народ расплатится. Народ всегда расплачивается за ошибки политического руководства. И народы России заплатили чудовищную цену за преступную наглость проводимых над ними кровавых экспериментов. Российские реформы начала девяностых не имеют никакого отношения ни к демократии, ни к либерализму, хотя делались якобы во имя оных. Я никогда не забуду потемневшие глаза вполне интеллигентных людей, стоящих на московских улицах, бледных от недоедания, стыдливо отводящих взгляд и пытающихся продать свои книги, чтобы просто не умереть с голоду. Это было самое тяжелое падение страны, которую я так хорошо знал.

Основной вопрос, который стоял перед нами, – стабилизируется ли обстановка в России. А если нет, то куда повернет страна? Какие силы придут к власти? Какова вероятность того, что антисемитские, антиизраильские силы смогут прийти к власти? Каковы будут их цели? Какова будет их политика? Как можно нейтрализовать эти силы, используя их слабости и интересы в нашу пользу? Как мы сможем защитить евреев или спасти их, если возникнет необходимость? Какова вероятность и суть возможных угроз? Оценить все это было очень сложной задачей. В том хаосе, который царил на постсоветском пространстве, почти все было возможно.

В конфликте с российским парламентом в 1993 году Ельцин продемонстрировал свою целеустремленность и жажду власти. Когда парламент на совершенно законных основаниях отказался принимать противозаконную политику и указы Ельцина, тот решил проблему простым способом – силой. Армия стояла в стороне, не поддерживая Ельцина. Министр обороны Павел Грачев смог с трудом, в последнюю минуту укомплектовать офицерами три танковых экипажа, которые обстреляли здание Верховного Совета из танков. Оппозиция Ельцину была ненамного лучше его самого, но она действовала в соответствии с законом, а президент страны – вопреки ему. Таков был уровень правящей элиты России в тот критический период. В те дни судьба Ельцина действительно висела на волоске, и только совершенные оппозицией грубые ошибки, ее непопулярность и слабость спасли его власть. Председатель Конституционного суда определил, что действия Ельцина незаконны. Но кому было до этого дело? Ельцин просто разогнал Конституционный суд. Валерия Зорькина, председателя Конституционного суда тогда и сегодня, великолепного юриста и честнейшего человека, просто убрали. Конституционный суд и парламент разогнали.