Волк и голубка - Кэтлин Вудивисс

— Да, — выдохнула она настолько тихо, что матери пришлось напрягать слух. — Так будет лучше всего. Если ему не Удастся меня найти, значит, и из Англии никто не отошлет.

Майда восторженно захлопала в ладоши и, приплясывая, прошлась по крохотной захламленной комнате.

— Бастард! Бастард! Подлый норманн! Не успеешь оглянуться, как нас здесь не будет!

Однако Эйслинн, не разделяя ее веселья, медленно поднялась и шагнула к двери.

— Постарайся к утру собрать вещи, мама. Он едет в Креган, а после этого и мы тронемся в путь. Будь готова. Я должна в последний раз вернуться, чтобы он ничего не заподозрил.

И, не сказав больше ни слова, поспешила к дому, оставив Майду громко, радостно кудахтать. Наконец-то ее мечта сбудется!

Немного помедлив у дубовой двери, Эйслинн неслышно проскользнула внутрь. Вулфгар стоял возле очага, прислоняясь к каменной стене. На сей раз Гауэйн играл что-то медленное, а Хейлан извивалась перед ними, словно восточная танцовщица. Платье сползло с плеч и каким-то чудом держалось только на вершинках вздымающихся грудей. Мужчины не отводили от нее очарованных глаз, будто не в силах дождаться, пока платье окажется на полу.

Взгляд Вулфгара неожиданно скользнул по комнате и остановился на Эйслинн. Девушка шагнула вперед, но прежде чем успела добраться до лестницы, Хейлан поняла, что именно отвлекло внимание Вулфгара, и, закружившись, начала танцевать рядом с Эйслинн, словно выставляя напоказ свое умение и гордясь стройной фигурой. Эйслинн холодно посмотрела на нее, и тут музыка мгновенно смолкла, а Гауэйн в смущении отложил цитру. Хейлан раздраженно обернулась к нему, позволив Эйслинн со спокойным достоинством подняться к себе. Вулфгар метнулся следом мимо разгневанной вдовы и замедлил шаг, лишь догнав девушку на верхней площадке.

— Куда ты ходила? — тихо спросил он. — Так внезапно ушла, что я думал, ты заболела.

— Я здорова, господин. Прости, что расстроила тебя. Решила навестить мать.

Он пропустил Эйслинн вперед, тихо закрыл дверь и оперся о косяк, наблюдая, как девушка направляется в самый темный угол, поворачивается спиной и начинает раздеваться. Он не мог насмотреться на длинные стройные ноги, изящную линию бедер и все еще тонкую талию. Вулфгар успел увидеть ее груди, прежде чем девушка поспешно забралась в постель и укрылась шкурами. Вулфгар шагнул к кровати, лег рядом, обнял Эйслинн и стал целовать. Прижавшись губами к душистым волосам, он нежно прошептал:

— Ах, женщина, ты даешь редкостное наслаждение. Чем занял бы я ночные часы, если бы потерял тебя? Эйслинн отвернулась и, вздохнув, призналась:

— Мне это неизвестно, господин. Умоляю, скажи. Вулфгар, хмыкнув, чуть-чуть прикусил нежное плечико.

— Нашел бы такую же красивую и жаркую девчонку и, •может быть, наконец успокоился бы, — рассмеялся он. Но Эйслинн, не оценив шутки, спокойно ответила:

— Да, и тебе повезло бы, сумей отыскать такую искусницу, как Хейлан. Вдруг еще захочешь поразвлечься.

Вулфгар добродушно ухмыльнулся и стал неспешно раздеваться. Вернувшись, он увидел лишь ее спину, но это его не обескуражило. Многие приятно проведенные вечера начинались именно так. Прижавшись к ней, он приподнял с затылка кудрявые пряди и жадно припал губами к тонкой коже.

Эйслинн не нашла в себе сил противиться, хотя могла думать только о предстоящем побеге. Лишь покинув его, она вновь обретет самоуважение. Но воспоминания о Вулфгаре, о его дерзких ласках, способных заставить голову кружиться в восторге опьянения, будут еще долго преследовать ее.

Девушка вновь вздохнула, отдаваясь силе его объятий, отвечая поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, приоткрывая губы под его губами, прижимая к себе с такой силой, словно хотела слиться с любимым. Огонь все разгорался, превращаясь в бушующее пламя, поглотившее обоих. Эйслинн, подобно осеннему листочку, трепетала в его объятиях, но когда ураган немного стих, беззвучно заплакала, уткнувшись в подушку.

Эйслинн проснулась, когда в лицо ударили солнечные лучи, пробившиеся сквозь щели в ставнях. Потянувшись, девушка дотронулась до соседней подушки. Никого. Постель пуста. Одежда Вулфгара тоже исчезла. Значит, он уже уехал.

Эйслинн села и устало закрыла лицо руками, думая о том, что ждет впереди. На мгновение показалось, что она еще спит и видит кошмарный сон, но осторожный стук Майды тотчас развеял иллюзию. Вошедшая мать начала поспешно складывать наряды Эйслинн, но дочь остановила ее:

— Нет. Я возьму только обноски Гвинет. Остальное принадлежит ему. — И добавила с подавленным рыданием: — Для Хейлан, если он пожелает.

Не важно, что Вулфгар подарил платья ей. Если Эйслинн заберет все, они постоянно будут напоминать о Вулфгаре, о том, что было между ними, а это ей совсем ни к чему.

Она позвала Мидерд и, взяв с нее клятву молчать, попросила помочь собраться. Женщина спорила до тех пор, пока не осознала всю меру решимости Эйслинн, и, смирившись, принялась помогать девушке. Сенхерсту было приказано оседлать старую кобылу. При виде дряхлой клячи Майда удивленно охнула и яростно запротестовала:

— Возьми серую кобылу! Нам понадобится сильная лошадь! Путешествие будет долгим!

Но Эйслинн покачала головой и твердо отказалась:

— Или эта, или вообще никакой. По крайней мере ни у кого не возникнет соблазна украсть ее!

— Норманн дал ее тебе вместе с нарядами, которые ты оставила. Они твои! Пусть себе злится, когда увидит, что все исчезло!

— Мне его дары ни к чему, — упрямо возразила Эйслинн. Она почти не взяла с собой еды, что дало Майде повод снова заныть:

— Ты обрекаешь нас на голод! На такой лошади и без еды мы долго не протянем!

— Найдем где-нибудь еще, — заверила Эйслинн, не вступая в споры. Когда они исчезли из виду, Мидерд повернулась и вошла в дом, вытирая горькие слезы.

Сумерки спустились на землю, но Мидерд никак не могла избавиться от печали, леденящей сердце. Она молча наблюдала за Хейлан, хлопотавшей у очага. Мидерд знала, что та лишь обрадуется известию. Непонятно, почему она так откровенно заигрывает с хозяином, ведь сама Мидерд считала Вулфгара человеком чести и не раз замечала, с каким искренним чувством он относится к леди Эйслинн.

Мидерд с отвращением отвернулась, припомнив прошлую ночь.

— Зачем ты пытаешься соблазнить лорда Вулфгара? — внезапно спросила она, крайне недовольная поведением золовки. — Ведешь себя как потаскуха перед хозяйкой этого дома!

— Сомневаюсь, что Эйслинн когда-нибудь станет здесь госпожой, — огрызнулась Хейлан. — Вулфгар ненавидит женщин.

— Неужели мужчина станет ненавидеть женщину, которая носит в чреве его дитя? — взвилась Мидерд.

— Это не любовь, а похоть, — пожала плечами Хейлан.

— И ты позволишь себе валяться в его постели до тех пор, пока не округлишься точно так же, как леди Эйслинн? — изумленно выпалила Мидерд. — Вчера ты танцевала перед ним, как Саломея перед Иродом[5]! Неужели попросишь в награду голову Эйслинн на блюде?