Veritas - Рита Мональди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я поражен, увидев вашу светлость здесь, в Виндобоне,[66]весьма живым и невредимым.
– Угонио? – с трудом воскликнул я, прежде чем лишиться чувств от полученного удара.
Охотник за святыми сокровищами, палач на службе у секты попрошаек, знакомый со всем преступным миром Священного города обманщик – не в первый раз появлялся в моей жизни Угонио. Наша первая встреча двадцать восемь лет тому назад состоялась в Риме, когда я свел знакомство с аббатом Мелани. Угонио был осквернителем святынь, или же охотником за священными реликвиями. Одиннадцать лет назад мы снова столкнулись удивительным образом, и тоже во время пребывания Атто в Риме. Тогда он работал на тайную конгрегацию попрошаек. Не то чтобы между Мелани и им была прямая связь: гнусные делишки аббата просто пересекались с подземным, отвратительным миром, стихией Угонио.
– Как глупое моей стороны, я должен был догадаться, – пробормотал я, снова приходя в себя. – Угонио же из Вены.
И действительно, осквернитель святынь был родом из столицы империи, и именно поэтому он так плохо владел моим языком.
Теперь меня подняли четыре крепкие руки и отнесли в конвент Химмельпфорте. Удар, опрокинувший меня навзничь, был нанесен телегой с овощами. Когда она опрокинулась, то всем своим весом угодила мне в висок. Я услышал, как мои помощники обсуждали происшествие и ругали Угонио. По обе стороны улицы два ряда зрителей наблюдали за тем, как меня несут, а во главе шествия Симонис с группой людей, окруживших осквернителя святынь и грубыми тычками погонявших его вперед Вероятнее всего, они намеревались немедленно заставить Клоридию давать показания, чтобы затем передать Угонио властям Я рассматривал его.
Его омерзительная внешность, которую описала мне Клоридия была хорошо мне известна. Его кожа была по-прежнему бледной морщинистой и вялой, глаза – серые и налитые кровью, руки – искореженные, нос – чем-то изъеден, и все это накрывал грязный капюшон. Хотя возраст его определить было трудно, годы не прошли бесследно и для него: Угонио и раньше был отвратителен, теперь же он, кроме всего прочего, еще и постарел. Однако, несмотря на это, сохранил хорошую физическую форму: нам пришлось преследовать его вдвоем, и нам удалось с трудом догнать его.
Одиннадцать лет назад осквернитель святынь нажил себе врагов в лице очень влиятельных римских попрошаек, чтобы помочь нам с аббатом, и поэтому был вынужден бежать из Рима, да и из Италии вообще. Я до сих пор помню его лицо со следами запекшейся крови и перевязанную руку, когда он пришел на виллу Спада, чтобы попрощаться со мной и Атто. Тогда он сообщил нам, что вернется сюда, в свой родной город.
Я попросил, чтобы меня поставили на ноги, поскольку уже мог держаться вертикально самостоятельно. Затем позвал Симониса. После того как мой помощник удостоверился, что я нахожусь в нормальном состоянии, я пояснил ему, что знаю пленника. Кроме того, я мог гарантировать, что это запутанное существо не имело никаких дурных намерений по отношению к моей жене.
– Вы действительно уверены в этом, господин мастер?
– Просто поверь мне. И отошли прочь этих людей. Ты хорошо говоришь по-немецки, объясни им, что была ссора и что теперь все уляжется мирным образом. Я не намерен заявлять на него.
– Я на вашем месте сделал бы это… Но хорошо, как скажете, господин мастер.
Симонису потребовалось немало усилий, чтобы убедить присутствующих, однако он добился того, что нас оставили одних, и таким образом нам удалось избежать вмешательства городской жандармерии. Теперь предстояло самое сложное: объяснить все моей жене.
* * *
– Он все еще здесь? Почему вы не отвели его сразу в темницу?
Мы были в нашей комнате в Химмельпфорте. Клоридия испуганно смотрела на Угонио, крепко обнимая нашего малыша, подобно тому, как поступают наседки со своими цыплятами.
– Дело в том, что ты не знаешь его, а он тебя знает, – пояснил я, предлагая присесть Симонису и Угонио.
Мой помощник смотрел на осквернителя святынь со смесью удивления, отвращения и недоверия на лице, а когда уселся, то внимательно следил за тем, чтобы расстояние между ними было как можно больше. Время от времени он, не спуская глаз с Угонио, украдкой втягивал воздух через нос, чтобы удостовериться в том, что прогорклый запах, быстро распространившийся по всей комнате, действительно исходит от накидки гостя (а это было и в самом деле так).
– Он меня знает? С каких это пор? – раздраженно спросили моя сладкая женушка.
Я объяснил ей, кто такой Угонио, что он хотя и мошенник, но в трудную минуту оказался надежным человеком и привел неопровержимые доказательства его верности.
Когда одиннадцать лет назад мы с Клоридией работали на вилле Спада, он несколько раз приходил тайком; поэтому он знал Клоридию и знал, что она – моя жена, в то время как она не видела его ни разу. Во дворце принца Евгения он смотрел на нее столь пристально, потому что не был уверен в том, что действительно узнал ее. Наконец удостоверившись в том, что она и правда моя жена, сегодня утром он решил рискнуть приблизиться к ней перед воротами монастыря Химмельпфорте, с тем чтобы объясниться, однако Клоридия отреагировала слишком испуганно. Он попытался удержать ее, и те, кто присутствовали при этой сцене, включая меня, расценили это как нападение.
– Понимаю, – сказала Клоридия, пытаясь улыбнуться.
– Угонио можно доверять, – повторил я, – если знать, как с ним обращаться.
– А почему он занимается торговлей человеческими головами? И почему он украл у принца Евгения монеты Ландау? – спросила моя супруга, и выражение ее лица вновь стало сердитым.
– Это он сам нам расскажет, если не хочет, чтобы я заявил на него, что могу сделать с полным правом, – ответил я, бросая на Угонио многозначительный взгляд.
Осквернитель святынь вздрогнул.
– Во-первых, монеты из Ландау, я думаю, ты украл по привычке, верно? – спросил я.
В бесформенной массе черт лица Угонио показались острые желтые зубы. Это было свидетельством удивления, неловкости и детской радости по поводу удачной кражи монет.
– Я не противоречу обвинению вашей высокорождености, – ответил он своим неприятным грудным голосом, – однако, чтобы избежать неточностей, чтобы не умножать сомнения, я желаю заверить присутствующую здесь замужнюю даму, супружескую и в браке состоящую супругу вашей светлейшей высокорождености, что нижайший, то есть это присутствующая здесь моя личность, почти никогда, даже за многие столетия, не намеревалась, чтобы с головы ее упал волос.
– Что он сказал? – озадаченно спросил Симонис, с трудом следивший за голосовыми витками речи Угонио, поскольку итальянский не был для него родным языком.
– Что я монетки утщил, так эт я признаю. Хотя к милоствой госпже я пальцем не тронулся. Ни в жизнь, – быстро перевел осквернитель могил, выросший в стране немецкого языка.