Камбэк - Лили Чу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя час я перестаю пялиться в потолок и заглядываю в телефон, где скопилась куча сообщений. У меня нет сил просматривать их, но я пишу Хане, что еду домой. Алексу отправляется эсэмэска с просьбой помочь с билетом на ближайший рейс до Торонто.
Алекс: Готово. Рейс завтра. Проверь свою почту. Встречу тебя в Пирсоне.
Я опускаю ноги на пол и потягиваюсь, мысли зигзагами проносятся в моем затуманенном мозгу, когда звонит Фиби.
– Мы поговорили с тем парнем, Алексом, – говорит она без предисловий.
– Папа был очень взбешен?
– Побеспокойся лучше о себе. Во всяком случае, это не доведет его до сердечного приступа.
– Что, если…
– Ари, хватит. Он взрослый человек и способен сам о себе позаботиться. Ты-то как?
– Не знаю, – отвечаю я. – Сложно.
– Ты говорила с Джихуном?
Я фыркаю:
– Еще бы!
– Все прошло не очень хорошо?
– Вы видели заявление.
– Да, Алекс показал нам.
Отлично, теперь вся семья знает о моем позоре.
– После того как меня представили миру как сталкера, он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал о наших отношениях. В конце концов он предпочел свою группу мне. Завтра я улетаю в Торонто.
Фиби стонет:
– Не могу поверить, что ты даже не обсудила это с ним.
Я таращусь на телефон.
– Конечно, я с ним поговорила. А как, по-твоему, мы с ним общались? Телепатически?
– Ты не была предвзята? Вероятно, он находился в трудном положении.
– Лучший способ выбраться из такого положения – не ставить на мне клеймо сасэна.
Фиби издает носовой звук, как будто выражая несогласие.
– Безусловно, это был плохой выбор, но его сделала компания, а не он.
– Если бы он настоял на своем, в заявлении было бы сказано, что я никто. Это настоящий прорыв.
– Не фантастика, конечно, но ты ведь знаешь, что небезопасно называться девушкой Мина.
– Во-первых, я больше, чем какая-то девушка Мина. Во-вторых, ты принимаешь его сторону. – Я расхаживаю по комнате. – Ушам своим не верю.
– Нет, конечно, я на твоей стороне, но не похоже, что ты была готова выслушать его.
– Кто бы говорил. Ты так боишься, что люди узнают тебя настоящую, что разъезжаешь по всему миру, лишь бы избежать этого. Ты даже не можешь удержаться на работе.
Она с шумом втягивает в себя воздух.
– Похоже, и тебе это не удается, не так ли? – ее голос сочится ядом.
Я даже не отвечаю. Просто нажимаю отбой и выключаю телефон.
Возмущенно расхаживать по комнате, бормоча себе под нос – этого явно недостаточно. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери. Я оставляю телефон у кровати, но предусмотрительно записываю на бумажке название отеля, прежде чем отправиться на улицу, потому что если чего и требует душа, так это углеводного успокоения. Я растворяюсь в быстротекущей толпе, разыскивая что-нибудь из рекомендованной Ханой сеульской уличной еды. Никто не смотрит на меня, потому что каждый думает о себе: о собственных горестях, радостях, скуке и мечтах. Наконец я натыкаюсь на торговца, колдующего над восхитительно ароматной булькающей сковородой с красным соусом и густой лапшой, в которой я узнаю ттеокбокки, и это именно то, что мне нужно.
С двойным сыром контейнер получается увесистым, и я ощущаю приятную тяжесть в руке. Я сажусь на скамейку и на мгновение задумываюсь, прилично ли уминать это на улице, но потом пожимаю плечами – к черту приличия! – и ковыряюсь в еде маленькой деревянной палочкой. Рисовые лепешки мягкие, а в соусе идеальное количество пряностей.
После еды я дрейфую, как насытившаяся медуза, в толпе. Блаженное состояние – желудок полон, а разум пуст. В ближайшем будущем, фактически уже через сколько-то часов, мне придется принимать некоторые решения, ну а пока я позволяю себе не думать.
Или пытаюсь это сделать. Я очень стараюсь, но перед глазами то и дело всплывает мой телефон, брошенный возле кровати. Он, как «кот Шрёдингера»[110], держит открытыми все варианты, от официального обращения Джихуна и его признания в любви до какого-нибудь очередного публичного унижения. И, стало быть, я как его неотъемлемая часть тоже существую в зоне возможностей. Несмотря на инцидент – объективно паршивый, – я не готова признать, что с Джихуном все кончено. Пока я не смотрю на свой телефон, остается надежда.
Какой же невезучий, отчаявшийся человек.
– Жалкая картина, – шепчу я цветным контактным линзам, выстроившимся в ряд у стены магазина, где я в итоге оказалась, сама того не заметив. – Ты ведешь себя как неудачница.
Возвращаясь в отель, я стараюсь не смотреть на свой телефон, чтобы сохранить тот крошечный огонек надежды, и ставлю будильник на хайтековских часах, вмонтированных в стену. Одна ночь избегания проблем вполне приемлема. Одна ночь, а завтра я начну все с чистого листа.
С чистым разумом, безработная и одинокая.
* * *
Меня будит радостный цифровой щебет. Я выключаю будильник и откидываюсь обратно на подушки, ощущая покалывание в ногах и пытаясь распознать, что не так. Это сложно, потому что не так абсолютно все. Я даже не уверена, где, черт возьми, нахожусь.
Мучительное неведение длится всего несколько секунд, прежде чем мои глаза распахиваются, и я резко вскакиваю. Меня уже подташнивает при мысли о том, что предстоит пережить еще и этот день. Я могу продержаться, если не буду просматривать сообщения хотя бы до тех пор, пока не приму душ.
Нет. Моими руками с таким же успехом мог бы управлять кукловод, потому что они тянутся к телефону, прежде чем я это осознаю.
Сначала текстовые сообщения. Сочувствие Ханы плещет с экрана, перемежаясь вопросительными знаками Фиби и ее призывами повзрослеть. Юко с виртуальным объятием в виде эмодзи. Отец хочет знать, как я планирую убедить Ричарда вернуть меня на работу.
Электронные письма. Одно от Карины, менеджера по коммуникациям, тотчас летит в корзину. Инес вскользь упоминает, что «Йестерли энд Хавингс» назначили нового юриста и она с нетерпением ждет моего возвращения. Спам-рассылка напоминает мне, что пришло время распродаж. Целый поток сообщений от старри, которые, должно быть, вычислили мой адрес из переписки с «Йестерли энд Хавингс». Их я уничтожаю в массовом порядке, ограничиваясь лишь беглым взглядом на нелестные темы, набранные капслоком. Затем я для верности удаляю из телефона учетную запись «Йестерли энд Хавингс».