Прости… - Галина Сергеевна Перун

— Информацию об усыновлении вам никто не откроет, какие бы материнские чувства у вас там не взыграли. Мне кажется, я вам не смогу ничем помочь. Извините, мне нужно идти.

— У вас сердце есть? Что вам стоит поднять архив и посмотреть. Я умоляю вас!

— И вы ещё у меня про сердце спрашиваете? Бывает же такое! — хмыкнул он себе под нос. — А что касается архива… по-вашему, он что у меня в столе лежит и я в любое время могу так запросто достать любую историю родов и почитать на досуге?

— Ну, что же мне делать? — всхлипывала Ирина.

— Не знаю. Честно, не знаю. За мою практику такого случая не было. Посмотреть архивные данные, вам точно никто не позволит. У вас же не украли ребёнка, а вы добровольно от него отказались, то есть никакого криминала.

— А причём здесь криминал?

— Ну, вот например, у вас умер ребёнок при родах, а вам показалось, что он жив и здоров. Тогда вы пишите в прокуратуру заявление, и по этому факту проводится проверка. Поступает запрос и в этом случае мы обязаны предоставить любую информацию.

— Говорите запрос? — озадачилась Ирина.

— Вы что действительно задумались над моими словами? Я наговорил здесь много лишнего, а вы всерьёз всё воспринимаете! Моё время и терпение истекло! Всего хорошего! — он взял Ирину за руку и проводил до двери.

— Скажите хотя бы адрес Фёдора Петровича.

— Извините, такая информация строго конфиденциальна. До свидания, — он вытолкал Ирину из кабинета и закрыл перед носом дверь.

Выяснить адреса бывших медицинских работников из родильного отделения не удалось, дежурный персонал не стал с ней разговаривать: попросту, вежливо попросил уйти, ссылаясь на то, что здесь не место посторонним. Ирина понимала, что, скорее всего, поступил звонок сверху и теперь бесполезно что-либо пытаться узнать. Она в растерянности вышла на улицу. Куда идти? С чего начинать поиск? Не может же она так просто сдаться при первых трудностях. Нужно действовать, но как? На глаза попался сорванный ветром с доски объявлений клочок бумаги. На нём значилось время начала, и конца конференции. Ирина взяла в руки потрёпанный лист и задумалась: неожиданно решение пришло само.

Уже порядком стемнело, на синем безоблачном небе показалась большая круглая луна. Она повисла над зданием роддома и хорошо освещала весь двор. Ирина продрогла до костей, кончики пальцев рук и ног почти не чувствовались, но она совсем не обращала на это внимания. Главное сейчас было не упустить из виду участников конференции, они как горох высыпали на улицу, и шумно прощаясь, не торопливо расходились в разные стороны. Ирина пристально следила за мужчиной в сером пальто. Когда он отделился от толпы и направился к выходу, она поспешила за ним.

— Олег Васильевич! — тихо окликнула она мужчину.

— Это вы? — мужчина был слегка удивлён. — Вы что всё это время, ждали меня здесь? Вы сумасшедшая женщина. Я же сказал, что ничем помочь не могу.

— Простите, но у меня не оставалось другого выхода. Да и торопится мне некуда, вся надежа только на вас.

— Гражданочка, вы напрасно здесь мёрзнете, шли бы лучше домой. Я вам искренне сочувствую, но поймите меня, помочь ничем не могу.

— Можете, — Ирина подошла вплотную к доктору и почувствовала знакомый сладко кислый запах спиртного, мужчина был в лёгком «подпитии». — Вы можете мне помочь, если дадите адреса ваших бывших сотрудников: Марии Ильиничны, Фёдора Петровича…

— Я не дам, вам ни каких адресов! И не из-за того что у меня какие-то личные мотивы — права не имею!

— Я умоляю вас! — Ирина опустилась на колени. — Прошу, как никогда и ни кого не просила, хотя бы на словах дайте адрес. Вы не можете себе представить, как тяжело мне жить с этой ношей на сердце. У меня уже взрослая дочь, ей 20 лет, а где то, может быть, совсем рядом чужие люди воспитывают её сестру. Они близнецы, понимаете? Должны быть вместе. Много лет назад, я уже лишила их общения, наказала не только себя, но и моих девочек. Засыпаю и просыпаюсь только с одной мыслью, как буду просить у них прощения! Сердцем чувствую, что именно сейчас она нуждается в моей помощи! Даже если меня не простит и не признает во мне мать. Моя душа будет спокойна, что с ней всё в порядке! Ведь когда я от неё отказалась, мне сказали, что она очень слаба и возможно не протянет и нескольких дней. А я чувствую, что она жива! Вы и представить себе не можете, как тяжело мне было все эти годы думать, что где-то растёт мой ребёнок, может быть не совсем здоровый и нуждается в моей заботе. И самое страшное, это когда осознаёшь, что ты его предала маленького и беспомощного человечка. Я даже сказать ни кому не могу! Мой муж ничего не знает об этом! А ведь если разобраться, то только из-за него я и совершила этот омерзительный поступок! Чувствую себя теперь… — Ирина разрыдалась.

— Ну что вы, успокойтесь! Толку плакать! И встаньте с колен, вы привлекаете ненужное внимание, — он попытался поднять Ирину. — Не знаю чем вам помочь. Мария Ильинична уже несколько лет как умерла. Адрес Фёдора Петровича я вам скажу, только не впутывайте меня в эту историю, мне не нужны неприятности. Бывший наш заведующий, мужчина старой закалки, мне кажется, он, вряд ли с вами будет разговаривать. Единственное чем могу успокоить вас — это то, что у него отличная память на лица! Если вы сумеете расположить его к себе, то я думаю, он вспомнит вашу ситуацию, тем более что у нас исключительно редко были случаи отказа от младенцев. Фёдор Петрович был хорошим психологом, чувствовал людей и умел к каждой женщине найти индивидуальный подход. Ведь это не новость, что у рожениц в первые дни иногда бывают такие проблемы, когда им кажется, что их ребёнок является виной всех бед.

— Странно, только что со мной он тогда не беседовал, может, всё было бы иначе, — всхлипывала Ирина.

— Уже поздно, вы сейчас намерены к нему идти?

— Да. Как можно скорее, я не могу ждать.

— Знаете улицу Зелёную?

— Это где-то на окраине? — задумалась Ирина.