Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

— Закрывайте окна, а то у меня вся охрана простудится, — продолжал сердито Сталин, но вдруг усмехнулся: — А я давно говорил Геловани, что могу вместо него играть Сталина, а он пусть попробует вместо Сталина работать. Как вы там сказали? Камео?.. Хм… А вам, товарищи киноделы, впредь желаю работать без сбоев.

Окна с грохотом закрывались, звякали шпингалеты, съемочная группа деловито сворачивалась, главный сегодняшний актер сошел с бутафорской трибуны, поздоровался с Большаковым:

— Ну что, Иван Григорьевич, расправились с Экком?

— Пришлось, товарищ Сталин. Что-то он зазнался. Забыл, что служил белогвардейцам. Но мы его только отстранили, ничего более.

— Это правильно. А как там Эйзенштейн?

— Закончил полностью работу над сценарием.

— Привезите мне, я лично буду утверждать. Фильма об Иване Грозном сейчас очень важна. Где намерены снимать?

— В Средней Азии. Скорее всего, в Алма-Ате.

— Понятно. — Сталин встал перед Большаковым, Варламовым и Трояновским.

— А сегодня вышла на экраны фильма товарища Варламова «За полный разгром немецко-фашистских захватчиков», — докладывал Большаков. — Ваша речь шестого ноября на станции «Маяковская». Очень поднимает дух.

— Это хорошо. — Сталин внимательно всмотрелся в мужественное лицо Варламова с ямочкой на широком подбородке. — Вчера немцы очень хорошо получили по зубам под Сталиногорском. Не овладев Тулой, танки Гудериана намеревались обойти ее с востока и двинуться на Каширу. Но прибывшие из Сибири бойцы полностью разгромили их. Вы случайно не сибиряк, товарищ Варламов? Очень на сибиряка похожи.

— Нет, товарищ Сталин, я из Александрополя родом.

— О, как Гурджиев. Это в Армении, недалеко от Грузии. Но не армянин?

— Русский.

Сталин еще раз внимательно всмотрелся в лицо режиссера. Помолчал. Заговорил решительным тоном:

— Близок час нашего контрнаступления, товарищи киноделы. Вы проявили настойчивость и заставили меня сегодня стать актером. Товарищ Большаков, я бы хотел доверить именно товарищу Варламову осуществить важный замысел. Стать режиссером документального фильма о разгроме немецких войск под Москвой. Приступать к работе можете уже завтра.

Глава двадцатая. Иван Грозный

Иван Грозный… Да, с некоторых пор Ивана Григорьевича и впрямь стали так называть. Если настоящий Иван Грозный был таким же, то, значит, все врут про его кровожадность и беспощадность. Большаков, придя на должность председателя кино, сразу понял, что нужно держаться строгости и не зависеть от другого начальства, кроме самого Сталина. Да, он был грозен и суров, но добродушен и, в отличие от своего предшественника Дукельского, не стремился уничтожить того или иного попрыгунчика, а, наоборот, опекал его, направлял на путь истинный.

Кстати, о Дукельском. Куда подевался этот котеночек? Жив ли, здоров ли? Жив, жив, три года прослужил наркомом морфлота и много врагов обнаружил в подведомственной структуре. Но, когда подал рапорт о необходимости арестовать и расстрелять врага народа Климента Ворошилова, его с должности сняли и перевели аж в Челябинск уполномоченным ГКО по производству боеприпасов. Там, вскрыв нужное количество нарушений и диверсий, Семен Семеныч получил от психиатров свидетельство о том, что некоторые отклонения в психике им преодолены, и вновь взлетел, теперь он замнаркома юстиции РСФСР, разоблачает тех, кто в конце тридцатых судил и приговаривал врагов народа.

И такое чудо-юдо руководило кинематографом! Уму непостижимо. Впрочем, киношники — народ неблагодарный, только первый год понимали, какое счастье выпало им в лице Ивана Григорьевича после самодура Семена Семеновича, но уже на второй год начали писать на Большакова кляузы: мол, Комитет по делам кинематографии не справляется, не оправдывает, недопонимает, недодает, недостарается, недотетешкает, недосюсюкает, недоцацкается и вообще он груб и невнимателен к нуждам советского волшебного фонаря.

И это он, тот, кто в тяжелейшие военные годы не спал ночами, эвакуировал, налаживал почти что в чистом поле, с нуля в Средней Азии и Поволжье кинопроизводство, довел его до хорошего уровня, способствовал разработке оптической системы для хроникальных съемок из-за укрытия и на дальнем расстоянии, закупил в Америке портативных кинокамер «Аймо», самых удобных для фронтовых операторов, среди которых снимал войну на Черном море Николай Иванович Большаков, и все спрашивали: сын? Да какой сын, ему тридцать, я вам что, его в десять лет произвел?

Иван Григорьевич то и дело писал во все инстанции ходатайства об улучшении условий жизни, выделении средств на создание фильмов, справлялся, оправдывал, понимал, старался. Ну, только что не сюсюкал и не цацкался с этой шатией-братией, которую любил, как собственную детвору, но и строг был с нею, как с родной семьей: ну-ка, эй, не балуй мне!

Обладая феноменальными умственными способностями, Большаков никогда ничего не записывал. Запоминал! Иной раз Сталин выскажет двадцать, тридцать, сорок замечаний, Иван Григорьевич все запомнит и передаст режиссеру или сценаристу от и до. Записные книжки и блокноты никогда не обременяли карманов его элегантных костюмов. Искусный царедворец, он хорошо изучил всех руководителей страны и знал в точности, кому, когда и как написать и подать бумагу, и почти всегда получал положительный результат.

Он перестроил плохо спроектированный «Мосфильм», привел в порядок другие киностудии, а также кинофабрики, отсталую киносеть превратил в передовую, избавился от кинотеатров, способных показывать только немое кино, всей душой радел о создании стереофильмов, и работа в этом направлении лишь на год приостановилась с началом войны, но вскоре возобновилась.

Он ввел должности худруков киностудий, учредил образовательные киноцентры, а когда началась война, организовал не только эвакуацию, но и боевые группы кинооператоров, соколами улетевших на фронты. И именно Большаков отдавал приказы снимать и показывать всю киноправду, какой бы горькой она ни была.

Был у Ивана Грозного сильный и надоедливый враг — Агитпроп в лице Георгия Александрова. Однажды он не выдержал и сказал Сталину:

— У нас что ни фильм — то свадебная песня, а что ни рецензия Агитпропа — то погребальный звон. Невозможно работать, товарищ Сталин!

— А вы делайте невозможное возможным, товарищ Большаков, — сердито ответил главный зритель.

— Понятное дело, все сильное рождается в борьбе. Разрешите идти?

Главный агитпроповец писал талантливые и обширные рецензии на новые фильмы, изощрялся в остроумии так лихо, что читать одно удовольствие. «Пастораль, в которой вместо аркадских пастушков действуют колхозники. Единственная привязанность — это любовь Глаши к поросятам. Картинный дагестанец Мусаиб почему-то посылает Глаше в северную русскую деревню письмо на аварском языке и, не будучи сумасшедшим, ждет ответа», — писал Александров, но фильм «Свинарка и пастух» выходил на экраны кинотеатров, и туда устремлялись толпы зрителей, люди пересматривали его по многу раз. «Герои картины знакомятся друг с другом, как в американских фильмах, сообразуясь с принципом случайной необязательной встречи», — упрекал Александров, но выходила картина «Машенька» и получала Сталинскую премию. «Товарищ