Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все же он писатель, и, говорят, даже неплохой!
– Маня, мы должны поговорить. И я не хочу откладывать это на завтра или на вечер!..
– Мало ли чего ты не хочешь!..
Круг замкнулся. Двигатель урчал.
Алекс понял, что нужно пускать в ход тяжелую артиллерию.
– Мне позвонила Анна Иосифовна и рассказала про происшествие в магазине «Москва».
– Матерь Божья.
– Она сказала, что на тебя напал сумасшедший, выволок на улицу, ты упала!..
– Святые угодники.
– Еще она сказала, что ты в плохом состоянии и почти при смерти. Я ей не поверил, конечно.
– Матерь Божья!
– Или заткнись, или смени пластинку.
Она вдруг ему улыбнулась почти той же улыбкой, какой улыбалась раньше, до того, как он решил стать свободным, как будто выглянула прежняя Маня Поливанова. Выглянула и пропала.
– Алекс, мне правда нужно ехать. Очень быстро и очень далеко.
Он с силой захлопнул ее дверь, обошел машину и сел с другой стороны. Она наблюдала за ним, пожалуй, с интересом.
– Я за город, – предупредила Маня. – И не знаю, когда вернусь.
Он засопел злобно.
– Тебе в случае чего придется оттуда самому выбираться, – добавила она.
Он сдернул очки, и Маня поняла, что дискутировать бессмысленно.
– Ну, как хочешь.
Разваливая лужи на две стороны, как пароход речную воду, машина двинулась к выезду со двора. Лужи плескались и выходили из берегов.
Алекс молчал, отвернувшись, а Маня вела себя так, словно его вовсе не было.
Нацепив телефонную гарнитуру, которая делала ее похожей на персонаж какой-то американской комедии, и поминутно тыкая пальцем мимо кнопок, она позвонила тетушке и очень бодрым голосом сообщила, что у нее все в порядке и она едет за город проветриться.
Тетушка, кажется, заохала и заахала и спросила, должно быть, про работу, потому что голос у Мани моментально стал раздраженным. Алекс хорошо знал это сдержанное раздражение в ее голосе!..
– С работой у меня все в порядке, – уверила Маня так, что было абсолютно понятно, что с работой у нее ничего не в порядке.
Потом тетушка, судя по всему, спросила про Алекса, потому что Маня сказала:
– Да, прилетел, спасибо, – и быстро распрощалась.
Должно быть, у нее то и дело спрашивают про него, и она отвечает, придумывает, врет, никто же не знает, что он решил «освободиться»! От этой мысли Алекс рассердился окончательно. Всем есть до него дело. До него и до Мани, а ему просто нужно время подумать.
…Ничего же не происходит, черт возьми! Все в полном порядке. Он должен определиться с самим собой, вернуться в себя и там, внутри, все расставить по своим местам. Если это возможно, конечно! Он слишком долго был не собой – собственно говоря, он и не знал толком, кем он был, пока Маня не появилась в его жизни.
Но он должен стать собой, а не Маниным творением – подумаешь, Пигмалион с Галатеей, только наоборот.
А она все продолжала вести себя так, как будто его не было в машине!..
Она позвонила в приемную Анны Иосифовны и попросила передать генеральной директрисе, что с ней все в порядке и она прекрасно себя чувствует. Секретарша предложила их «соединить», и Маня отказалась, очень вежливо, но решительно. Потом она еще кому-то звонила, а Алекс злился так, что чуть было не выскочил на каком-то светофоре. Он даже представил себе, как выскакивает, хлопает дверью, и Манину изумленную физиономию представил тоже, и все это было похоже на то, что он хочет ее наказать и уже наказывает!
Только вот непонятно за что.
– Алекс, – Маня вдруг обратилась к нему, и от неожиданности он уронил очки, нагнулся и стал искать. Под ногами было мокро и не слишком чисто, а очки все не попадались. – Я еду в дом Сергея Балашова. Его убили. В убийстве подозревают Володю Берегового. Дело плохо, все обстоятельства против него. Но много нестыковок. Короче говоря, мне нужно поговорить со всеми, с кем только можно. А это долго и трудно.
– Я ничего не понял, – помолчав, признался Алекс. И попросил: – Объясни мне.
– Я тебе объяснила.
– При чем тут Береговой?! Это же… наш Береговой?! Из «Алфавита»?
Она кивнула, не отрываясь от дороги. Он выудил наконец очки и незаметно вытер пальцы о джинсы.
– Маня, расскажи мне все, что знаешь.
Она подумала немного. Береговой не виноват в том, что у них с Алексом «все кончилось». «Любовь ушла, завяли помидоры», как говаривал когда-то Манин дед, комментируя неудачные внучкины увлечения! Береговой не виноват, его нужно спасать, и Алекс может помочь. Маня знала, что при всех его странностях, забывчивости и рассеянности он, когда нужно, соображает стремительно, умеет делать выводы и связывать концы с концами. Он умеет быть наблюдательным, зорким и терпеливым и находить логику там, где, казалось бы, ее и в помине нет!..
Он же разобрался со своим литературным агентом, который обвинил его в плагиате, украл его деньги и чуть не убил!..
И Маня рассказала. Рассказывала она долго, они уже успели за город выбраться и ехали теперь по многополосному унылому шоссе.
– …Я даже к Игорю Никоненко съездила. У него очень красивая жена и…
– И очень большая собака. Ты рассказывала, я помню.
– Собака Буран, все правильно ты помнишь. Игорь сказал, чтоб я наняла адвоката, потому что искать убийцу никто не станет. Убийца уже есть, готовенький.
– То есть Береговой. Который сам и привез труп. Занятно.
– Катька Митрофанова поехала в больницу к его матери, у него еще и мать больна!.. А потом нам придется просить Дэна Столетова, чтобы он начал шуметь в прессе по поводу честного расследования.
– Маня, я хотел бы знать, при чем тут ты?
Она взглянула на него. Он опять нацепил свои темные очки, как будто вышел в соседнюю комнату и говорил теперь оттуда.
– Я ни при чем, – грустно сказала она.
…И что я должна отвечать?.. Правду?.. Какую именно? Я замучилась без тебя, я ничего не понимаю, мне не удалось сохранить ничего из того огромного и прекрасного, что было с нами!.. Как тонущая лошадь, которой уже заливает ноздри, а под ногами по-прежнему бездна, я все-таки пытаюсь плыть в сторону берега, где так соблазнительно и привычно зеленеет трава и шелестят деревья, и под ногами нет никакой бездны, только твердая, привычная, теплая и сухая земля!.. Я знаю, что не доплыву, я уже почти утонула, но фыркаю и мотаю головой в надежде, что мне