С царем и без царя - Владимир Николаевич Воейков

Жил я в Киеве в ожидании лучших времен, а настали худшие. Первой очевидной катастрофой в ноябре 1918 года было учреждение солдатских советов расквартированных в Киеве немецких частей. Это обстоятельство навело меня на мысль покинуть Киев и направиться в Одессу, но простуда помешала осуществлению моего плана; когда же я поправился, в начале декабря пассажирское движение по направлению Одессы было прекращено. В окрестностях Киева слышалась орудийная пальба, а по городу сновали добровольческие роты, состоявшие человек из 20 офицеров, отправляемых на окружавшие Киев позиции для оказания сопротивления ярым атакам народной армии директории.

Невзирая на оптимизм хозяина моей квартиры, уверявшего, что, по общему мнению торговых кругов, все это очень недолговечно, я все же решил покинуть стольный град Киев. Один мой старый товарищ по Кавалергардскому полку предложил мне ехать с ним на Харьков — Севастополь на последнем, по его мнению, поезде, на котором можно будет выехать из Киева. Мы сели в вагон в 9 часов вечера 13 декабря, в день начала окончательного крушения гетманской власти на Украине. Повстанцы окружили Киев со всех сторон, а петлюровские войска получили поддержку от немцев в виде тяжелой и полевой артиллерии. Единственным пунктом, где кольцо вокруг Киева не было замкнуто петлюровскими войсками, была линия на Гребенку. В этом направлении мы выехали на Харьков вместо 9 часов вечера только в 3 часа утра.

Когда мы подошли к станции Кучаково в 60 верстах от Киева, поезд наш остановился. Выглянув из окна вагона, мы с товарищем увидели маленькую станционную постройку в открытом поле. Проводник сказал, что поезд дальше идти не может, так как бои гетманских войск с петлюровскими происходят уже на этой линии — впереди и позади поезда, и что надо ждать, пока не разрешится которое-нибудь из сражений. В таком ожидании мы простояли на станции Кучаково два дня.

Настала третья ночь… У группы крестьян соседней деревни созрела мысль заменить доход с пассажиров, обычно получаемый от продажи молока, хлеба, яиц, ватрушек, — простым ограблением поезда, что они и привели в исполнение в 2 часа ночи. Происходило это так. Несколько человек с винтовками наготове оставалось снаружи вагона, не позволяя никому выходить и входить; в каждом же вагоне три человека, вооруженные револьверами, имея на шее конские торбы, входили поочередно во все купе, предъявляя пассажирам следующее требование: портмоне малое и портмоне большое. Получив требуемое, они без каких бы то ни было объяснений высыпали в торбы содержимое кошельков и бумажников, возвращая их пустыми. Грабеж поезда продолжался около 20 минут. В результате эта группа, по заявлению пассажиров, собрала около 80 тысяч рублей. Когда они вошли в наше купе, мой товарищ сунул им целую пачку денег, а я свои позапрятал по разным местам: под ковер, фонарь, отдав им малое портмоне со 150 рублями. На требование большого портмоне я сказал: «Милые мои, в жизни не видал большого портмоне в своем кармане… Что вы? Бог с вами». Мой убедительный тон внушил им полное доверие к моим словам. По уходе последних грабителей из поезда пассажиры вылезли на платформу и решили по телефону сообщить на соседнюю станцию о случившемся несчастии. У телефона случайно оказался командир Днепровского пехотного полка армии Петлюры, немедленно выславший в направлении Кучакова экстренный поезд с ротой солдат. Минут через десять уже послышался шум приближавшегося поезда. Ротный командир, поставленный в известность о причине его командирования с ротой, подходя к Кучакову, заметил группу в 8–9 человек, шедших с винтовками от полотна дороги по направлению к деревне. Он остановил поезд и выслал взвод их поймать. Оказалось, что это были как раз наши грабители, которые, заметив погоню за собою, разбрелись по своим хатам, улеглись и притворились спящими. Но один из них выдал себя тем, что не спрятал валенок, на которых снег еще не успел оттаять. Это обстоятельство послужило уликой против него, и затем в остальных избах были захвачены все, у кого были сырые валенки.

Взводный произвел разбор дела. Люди сознались; у них были отобраны 80 тысяч, а их самих тут же расстреляли. Ротный командир, собрав пассажиров, предложил составить протокол со списком потерпевших и обозначением против каждой фамилии суммы, на которую он был ограблен. Я своего имени в списке не поместил, так как ехал с фальшивым паспортом. Сумма отнятых у грабителей денег превысила сумму заявленных приблизительно на 150 рублей, находившихся в моем портмоне. Ротный уехал с отобранными деньгами в направлении Киева, заявив, что по прибытии туда нашего поезда потерпевшим будут возвращены их деньги.

Прибыли мы на станцию Киев 1-й 17 декабря. Новый комендант станции, разгуливавший по платформе в жупане со старинною турецкой кривой саблей на боку и громадным красным шлыком, спускавшимся ниже правого уха, объявил, что ограбленные пассажиры должны дать свои точные адреса, по которым деньги им будут высланы почтовыми переводами, а наш поезд на Харьков пойдет вечером.

Представитель новой украинской власти обещания своего не исполнил: никаких переводов никто из моих спутников не получил.

15

Бегство гетмана * Вступление петлюровцев * Убийство графа Келлера

За проведенный почти целый день в Киеве я его не узнавал — все было ново. Гетманское правительство рухнуло; киевский германский совдеп признал украинскую директорию и объявил, что германские войска не окажут никакого сопротивления при вступ-376 лении в Киев республиканских войск. Вся власть перешла в руки директории и городского самоуправления.

14 декабря явочным порядком восстановлена была киевская городская демократическая дума. После первого своего заседания она объявила в Киеве политические свободы, амнистировала заключенных по политическим делам, а организованные для охраны города гимназические отряды распустила. Восстановленная киевская милиция была подчинена полковнику, занимавшему эту должность во времена Центральной рады. Вступившие в город войска директории были встречены у еврейского базара особою депутацией; впереди войск несли портрет Шевченко; командующий войсками директории гарантировал безопасность и сохранение жизни находившимся в педагогическом музее добровольцам при условии сложения ими оружия. Защитники Киева были брошены на произвол судьбы гетманом, бежавшим в последнюю минуту. По сведениям, сообщаемым газетами, он совершенно не позаботился о судьбе добровольцев, но о себе и о своем имуществе подумал. Двери дворца оказались открытыми настежь, караул ушел, и проходившие мимо офицеры, отступавшие от Печерска, с горечью указывали на опустевший «будинок». На тротуарах стояли группы праздных немецких