Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

Я обязана Симустафе счастьем быть мусульманкой, тебя же я прошу сделать всё необходимое для той, кто была царицей джиннов, дабы она обратилась к истинной вере и навеки стала рабой Аллаха и сторонницей уничтожения идолов. Я хочу вникнуть в слова священной книги, от которой прежде отводила взгляд, а птицы с ангельскими голосами растолкуют мне всё непонятное. Ступайте, проведайте родителей, которые души в вас не чают, и детей, что скучают без вас и ждут, поговорите с халифом обо мне. Скажите, что Сетель Педур Джинатиль зачахнет, как лоза, снятая с опоры, если не станет женою Симустафы, что индийский царевич может жениться только на приемной дочери повелителя правоверных и что бывшая царица джиннов не станет кичиться своим новым положением, ибо ей никогда не подняться до добродетели и красоты его родной дочери.

— Великая царица, — воскликнула Ильсетильсона, — я припадаю к твоим стопам!

— Царицы больше нет. — С этими словами Сетель Педур Джинатиль подняла свою любезную подругу. — Мой престол отныне — это твое сердце и сердце Симустафы.

Трое влюбленных скрепили заверения свои нежными объятьями и ласками, и стоило им оторваться друг от друга, как птенец кричал во весь голос:

— Еще! Еще! Еще!

Наконец Симустафа и Ильсетильсона тронулись в путь в сопровождении той же процессии, что следовала за ними в Кассер-иль-Араис. Вернувшись в Багдад, они немедля поведали Харуну и Зобеиде обо всех увиденных ими чудесах и о чувствах, которые испытали.

Великодушная царевна попросила отца удочерить Сетель Педур Джинатиль, чтобы та могла стать второй женой Симустафы. Зобеида никак не могла взять в толк, почему ослепла ее родная дочь, которая по своей воле хлопочет о сопернице.

— Ах, моя почтенная матушка, — вздохнула Ильсетильсона, — женщина, которая любит Симустафу так же, как я, не будет мне соперницей, она лишь поможет мне сделать его счастливым.

Халиф понимал свою дочь лучше, чем его жена, и высоко ценил поступок Сетель Педур Джинатиль. Всё это заставило его решить отправиться в замок Кассер-иль-Араис, как только позволят дела государственной важности.

Тем временем Звезда Семи Морей начала готовить душу свою к познанию закона Великого Пророка. Она постигала новые истины, которые до сих пор ей были неведомы, и смиряла свой высокомерный и властный нрав. Царица всегда отличалась великодушием и добротою, а теперь стремилась к простой и чистой добродетели, которая отвергает собственные интересы и предосудительное себялюбие ради милосердия. Любовь всеобъемлюща и проявляется в самых разных формах, и иногда надо всего лишь протянуть руку помощи, чтобы сделать великое дело.

Сетель Педур Джинатиль спасла Бакбак и ее племянника Джазеля, но что станет с ними, изгнанными из Джиннистана, чужими на земле и отвергнутыми небом? И она решила отдать их под покровительство того, чьей защиты искала сама. Старая Бакбак видела, что царица всё время читает, и однажды не выдержала и спросила:

— Ты читаешь Коран, госпожа?

— Да, Бакбак, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже смогла его прочитать. Согласна ли ты постичь истины его и принять их?

— Нет никого, кто ценил бы правду больше меня. Я всегда ее почитала и говорила всё, как есть, с утра до вечера, и за это меня не любили, а я терпеть не могу, когда мне перечат. Должна заметить, в том, что называется истиной, всегда есть свои «за» и «против», но, когда выскажешь все «за» и все «против», больше говорить уже будет не о чем.

— Ты умеешь читать, Бакбак?

— Да, госпожа, только если буквы не слишком мелкие, — призналась старуха, взглянув на первую страницу Корана.

Надо сказать, что язык, на котором говорили в Джиннистане, сильно отличался от языка земного. Джинны говорили на испорченном арабском{199}, а старая Бакбак изъяснялась хуже всех. Сетель Педур Джинатиль любезно попросила ее прочитать по слогам первую строчку Корана: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — пророк Его»{200}.

Бакбак несколько раз повторила прочитанное.

— Ах, до чего же складно! — воскликнула она. — Да коли я такое скажу, обо мне сразу молва пойдет, голову даю! Там в прихожей два прохвоста — джинн перстня да джинн ларца, бездельники, что вечно сидят сложа руки и отродясь ни одной книжки в руках не держали. Ну, ничего, я им растолкую что к чему… Давай еще раз прочитаем… «Нет бога, кроме…» Ах, ну до чего ж хорошо сказано! «Нет бога, кроме Аллаха»… Ну, хватит! Я теперь не отстану от них, заставлю читать вместе со мною.

Сетель Педур Джинатиль улыбнулась причудливому рвению карлицы, а та направилась в прихожую.

— Подите сюда, безбожники! Поклоняетесь демонам, потому что сами такие! Вот книга, которая сделала нашу царицу великой, доброй, сердечной и в то же время столь грозной, что все джинны поразились и среди бела дня провалились во тьму. Послушайте, что здесь написано пером из крыла ангела!{201} От вас, мыши вы летучие, такого пера не жди! А чернила-то — из глаза ворона, что первым вылетел из ковчега Нуха{202}. Но это всё ерунда, главное, читать слово за словом, как я. Повторяйте: «Нет… Нет бога… Нет бога, кроме… Нет бога, кроме Аллаха… И Мухаммад — пророк его». Что вы скажете на это, олухи? Вы в жизни не сделали ничего стоящего, и так оно и будет, а пора бы задуматься над тем, что ждет вас на исходе дней… Слышали, что говорит эта книга: «Есть только два пророка — Аллах и Мухаммад».

Джемаль печалился из-за непонятного положения своего, в котором он оказался после отречения царицы. Ему не хотелось препираться со старухой, и он ответил уклончиво:

— Что-то ты сильно согнулась, Бакбак, с тех пор как попала сюда, и зря ты позабыла свои вставные зубы.

— Я согнулась?! — возмутилась карлица. — Что ты хочешь этим сказать, образина? И тебе ли говорить о моих вставных зубах? У тебя-то вовсе ничего своего нет, даже лица! Берегись, прокляну тебя, превратишься снова в Кауссака и узнаешь, почем лихо. Подумай лучше о том, что однажды всему этому придет конец, ибо «коли Аллах это — Бог, то Мухаммад — Его пророк».

С этими словами Бакбак унесла книгу.

— Как вы поговорили? — поинтересовалась Сетель Педур Джинатиль.

— О, госпожа! Эту парочку ничем не проймешь, я только зря воздух сотрясала, повторяя, что есть только один пророк и только один Мухаммад, который есть бог.

—