Эринеры Гипноса - Елена Бычкова

– Мастера снов не нужны Александрии, – сверлил барабанные перепонки голос дэймоса. – Вы вне закона. Запрещены на государственном уровне.

Теперь щелочь разъедала его руки. И не было возможности увернуться от ее жгучих языков, облизывающих кожу.

– Вам не позволяют лечить, создавать сновидения, вмешиваться в дела ученых. Для этого есть другие специалисты.

– Замолчи, – выговорил Миракс и едва услышал свой хриплый, сорванный голос.

– Вы что-то сказали, целер? – вежливо склонился над ним Фарис, не дождался ответа и продолжил: – У вас нет школ, учеников, последователей. Вы – никто. Элемент чуждой культуры, навязанной враждебным городом.

Голова раскалывалась, перед глазами плыли багровые пятна, складывающиеся в знакомые, изуродованные лица.

– Те, кого ты лечил, теперь причиняют тебе боль, – ввинтилась в мозг очередная участливая зубодробительно-лицемерная фраза дэймоса. – Так бывает всегда. Это закон. Мы вкладываем себя в других, а они нас убивают.

«Как хорошо, что среди всего этого нет Антэя», – пронеслось в пылающем сознании. Однако эта мысль не принесла успокоения.

Боль стала растушевываться, отдаляться. Миракс, зная, что его вновь утянет в прежний кошмар, попытался уцепиться за реальность… Но ему не дали этого сделать.

Пытка продолжалась.

Ее нельзя было прекратить. Ни словами, ни действиями. Можно было только сломаться. Изменить свою природу.

Кровавое пиршество танатоса длилось, выплескивая все новые и новые видения. И в них так легко было потеряться. Потерять себя. Свои цели, стремления, разум, жизнь. Нет, жизнь бы оставили…

Лишь где-то на самом краю рассудка мерцало понимание того, что его мир снов не заблокирован.

Целителя не отрезали от иной реальности. Ведь здесь шло такое увлекательное действо. Танатос наслаждался, заставляя мастера снов испытать чувство вины, еще более жгучее, чем поток щелочи, и сожаление, режущее глубже скальпеля. Показывал новые жертвы. Тела, напластованные в тонкие ленты и сшитые как попало, устилали коврами пол, чаши из переплетенных друг с другом костей наполнены кровью, в них плавают глазные яблоки с пульсирующими точками зрачков…

На одной из граней бреда перед ним прошел человек, которого он не узнал. Светло-русые волосы откинуты назад с высокого лба, широко расставленные серо-зеленые глаза внимательны и серьезны. Он ничего не сказал, ни о чем не спросил. Даже не посмотрел на эпиоса, нацеленный на что-то далекое и сложное, судя по глубокой складке между светлых бровей. Прошагал мимо и пропал. Растворился в кровавом мороке.

Миракс рванулся обратно в реальность и угодил в новую разновидность боли.

Левый глаз перестал видеть, тело сотрясала дрожь, своих мыслей не было, их заменял голос Фариса. Убеждающий, приказывающий, объясняющий очевидные для дэймоса вещи. Власть – единственное благо, убийство – привилегия сильных, свобода – во вседозволенности…

Трон из живой плоти стал раскаленным, с потолка к целителю тянулись сотни рук – вцепиться, задушить, разорвать…

Танатос смотрел на него и дирижировал новыми и новыми фантасмагориями. Они лезли в щели пола, прорывались сквозь стены… Одна выбралась из багрового коридора-зеркала за спиной дэймоса. Высокий человек с извивающимися бичами в каждой руке. Он быстро шагнул в комнату, огляделся и взмахнул своим оружием.

Создатель кошмаров почуял движение или отследил направление взгляда Миракса, обернулся, но недостаточно быстро. Длинная плеть обвила его шею. Взметнула к потолку худое тело. Костлявые ноги засучили в воздухе, руки уцепились за удавку, яростно срывая ее с себя. Чудовищные химеры, подчиняясь его безмолвному приказу, поползли к захватчику. Щелкая костями, скаля зубы, извиваясь и дергаясь.

Второй бич остановил несколько существ и увяз в окровавленной плоти, вспучивающейся на полу. Дэймос вырвался, упал, мягко приземлился в буро-серую массу. Миракс услышал его тихий смех и в тот же миг почувствовал, что кресло освобождает его. Челюсти разжались, отпуская запястья и голени, хватка пальцев ослабла, сиденье распалось. Целитель рухнул на колени, разбрызгивая свою и чужую кровь. Танатос задействовал все свои силы, чтобы справиться с человеком, ворвавшимся в это пространство.

«Охотник», – мелькнуло в растерзанной памяти неожиданное слово.

Тот еще раз взмахнул плетью, она взвилась в воздух, упала на плечи создателя кошмаров, обвив все тело тонким шнуром, и, сдавив, стала гнуть к земле.

Но и сам воин сновидений был уязвим. Безглазые зубастые морды, в которых уже не было ничего человеческого, впились в его икры, длинные кости пронзили колени острыми спицами.

Дэймос рассмеялся снова, сдирая черную ленту. Охотник, не обращая внимания на боль и льющуюся кровь, вырвал второй бич из оживших фрагментов тел и ударил им, пытаясь освободиться…

Миракс видел его напряженное, оскаленное лицо. И понимал, что не в состоянии помочь.

Целителю не дано победить создателя кошмаров и вряд ли он справится с хищными химерами. Агрессивными, страдающими, больными… последнее слово обожгло его не хуже едкого натра.

На это воздействие ушли оставшиеся силы. Он выложил все, что было, до самого дна… Распавшиеся ткани начали соединяться, срастались кости, кожа затягивала обнаженные мышцы, закрывались разорванные вены. Боль уходила, таяла, больше не могла управлять этими существами. И дэймос, отбивающийся от атак охотника, не способен был наполнить их новой ненавистью.

Целитель опустился на пол, каменный, чистый, холодный, глядя, как мимо проходят знакомые люди. Горус, Семат, Изис, Хонс и другие… Тают, ускользают из этого кошмара.

Кожаная петля связала танатоса в третий раз, и он взвыл от ярости, впиваясь зубами в ремень, на губах выступила пена, как у загнанной лошади, закатились глаза, охотник бросился к нему, туже затягивая удавку.

– Где тюрьма?! – рявкнул он в искаженное судорогой лицо создателя кошмаров.

Тот захрипел, царапая шею.

– Не скажешь ты, признается Фарис. Он выживет, а ты сдохнешь! Сейчас!

Дэймос задергался, заскулил, пытаясь уцепиться за руку охотника.

– Оазис… западный… Эрг, – прохрипел он, спеша передать ценную информацию словами и дополнить образами. – Дом на… окраине. Стена… двор изолирован… охрана. Теперь убейте его… меня оставьте. Меня!

Он выплюнул последнее слово вместе со сгустком крови и завопил от боли или ужаса. Из ушей и рта потекли красные струйки. Глаза начали вылезать из орбит. Дэймос подавился собственным языком и теперь захлебывался кровью.

Охотник поспешил стянуть с него плеть, запустил ладонь в грудную клетку тела сновидения. Разжал стиснутые зубы рукоятью плети, оглянулся на целителя. Тот поймал его бешеный, яростный взгляд и отрицательно покачал головой.

С этим он ничего сделать не мог.

Танатос, попавший в плен и выдавший врагу информацию, уже распадался на куски под руками охотника, рассыпался, превращаясь в груду праха. Окончательно, безоговорочно мертвый.