Право на одиночество - Ника Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему-то эта сцена напомнила мне незабвенный «Титаник», когда героиня Кейт Уинслет говорит своему незадачливому художнику: «Я передумала. Я поеду с тобой, когда мы причалим к берегу».
Наверное, она испытывала похожие чувства…
Только вот я не смогу их описать…
Я только увидела глаза Максима Петровича, вспыхнувшие надеждой и радостью, а потом он взял меня за руку и повёл за собой, прочь из зала…
Я шла, как во сне. И, кажется, из всех присутствующих людей только трое поняли, что происходит.
Лена, довольно улыбнувшаяся мне из-за плеча Молотова, с которым она активно кокетничала…
Мир, проводивший нас ласковым взглядом, в котором я прочла искреннюю заботу и немного неподдельной грусти…
И Светочка, радостно салютовавшая мне бокалом с шампанским.
На улице шёл снег, первый снег в этом году. Я остановилась, с восхищением наблюдая, как маленькие снежинки превратили грязные улицы в сверкающее белое покрывало…
В машине мы не разговаривали. Громов сосредоточенно пересекал заснеженные улицы, а я даже не спросила, как доберётся до дома его жена… Впрочем, глупо было спрашивать — уж Лена всегда найдёт, кого подцепить…
Мы приехали в совсем другую квартиру, хотя и недалеко от той, в которой сейчас, наверное, ждала папу Лисёнок. И как только я пересекла порог и сняла пальто, Громов обнял меня и осторожно поцеловал.
— Я всё боялся, что ты передумаешь, — прошептал он, вглядываясь мне в глаза. Я улыбнулась.
— Не передумаю.
— Это из-за Лены, да? Я так и подумал, что она непременно попытается с тобой поговорить.
— Не совсем из-за Лены, она просто подтолкнула меня. Странная женщина. Как вас угораздило на ней жениться?
Максим Петрович рассмеялся.
— Она не такая уж плохая, поверь.
— Да я верю. Просто не близка мне эта философия с диким количеством мужчин…
— Это не философия, Лена просто такой человек. И со временем я это принял и смирился. Мы вполне могли бы быть счастливы, если бы не моё нежелание с кем-то делить свою жену.
— Вот уж не смейте себя винить! — воскликнула я, скрестив руки на груди. Громов засмеялся, а потом, обняв и приподняв над полом, практически внёс в комнату.
Я только успела заметить тёмную мебель, светлые обои без рисунка и мягкий диван цвета весенней листвы, как меня вновь поцеловали. И я даже не успела толком почувствовать свои любимые иголочки, как Громов отпустил меня и спросил:
— Хочешь… чаю?
— С конфетами? — я улыбнулась.
— Э-эм… — Максим Петрович так забавно почесал затылок, что я заулыбалась ещё шире. — Вот с конфетами напряжёнка. Садись, сейчас попробую что-нибудь придумать.
Я опустилась на диван, а Громов направился на кухню. Только тогда я сумела осмотреться и понять, что мне очень нравится в этой комнате. Гораздо больше, чем в «золотой» квартире. Видимо, эту обставлял Максим Петрович, без участия своей жены.
Откинувшись на спинку дивана, я задумалась, пытаясь понять, когда всё началось. В какой момент я поняла, что меня тянет к этому человеку? В Болонье? Или позже?.. А для самого Громова в какой момент времени я стала искушением?
Он вернулся уже с двумя чашками, заварочным чайником и пакетиком с конфетами, который прижимал подбородком к туловищу, чтобы не упал. Я улыбнулась и помогла Максиму Петровичу расставить всё на журнальном столике. Потом он налил чай в обе чашки и сел рядом, открыл пакетик с конфетами и немедленно засунул одну себе в рот. Вид при этом у него был очень довольный.
— Максим Петрович, — я рассмеялась, — я начинаю думать, что следовало согласиться раньше хотя бы для того, чтобы увидеть ваше выражение лица.
— Да? А что с ним такое? — Громов лукаво прищурился.
— Ну… примерно так выглядит ребёнок-сладкоежка, которому дарят огромный пакет с конфетами.
Вместо ответа Максим Петрович снял фантик со следующей конфеты и вложил её мне в рот. От неожиданности я чуть не поперхнулась.
— Когда я вошёл в комнату, у тебя, наоборот, на лице застыла озабоченность. О чём ты думала, Наташа?
Проглотив наконец конфету, я запила чаем липкий шоколад и честно ответила:
— Пыталась понять, когда это началось.
— Что именно?
— Ну… в какой момент я стала для вас искушением, Максим Петрович?
В тот миг, поймав взгляд Громова, я увидела, что его глаза смеются.
— Неужели ты ещё не догадалась?
— Эм… если честно, нет.
— Рассказать? — он улыбнулся.
— Если вам не трудно…
— Отчего же? Я давно хотел тебе рассказать. Помнишь тот день, когда я впервые явился в издательство? Утром я разговаривал с Крутовой, и она мне все уши прожужжала о моей помощнице, которая якобы соблазнила прошлого главного редактора. В «Ямбе» я сталкивался с подобными карьеристками, поэтому сразу решил к тебе присмотреться. И когда ты вышла перед всей редакцией поприветствовать меня, я был… скажем так, слегка удивлён. Потому что меньше всего на свете ты напоминала мне ту особу, о которой так вдохновенно вещала Марина Ивановна. Более того — я вдруг понял, что как-то даже не против, чтобы ты меня соблазняла… Потому что под взглядом твоих пронзительно-голубых глаз я чувствовал себя… как желе, которое поставили на солнце.
Я смутилась.
— Серьёзно? Но я ведь… я же…
— Да знаю, что ты со мной ни минуты не кокетничала. Но это ничего не меняет. А в тот день, почувствовав, что меня тянет к тебе, я страшно разозлился, именно поэтому и решил сразу поставить тебя на место. Ну и ты помнишь, чем дело кончилось.
Я кивнула. Ещё бы мне не помнить! Было чертовски обидно слушать всю эту грязь из уст нового главного редактора. А он, оказывается, просто сердился, что его ко мне тянет! Обалдеть можно!
— Я работал с разными женщинами, — продолжал между тем Громов. — И ни одна не вызывала во мне подобных чувств. Я честно боролся с собой, понимая, что это неправильно, да и роман с собственной помощницей — последнее, чего я хочу.
— У вас получалось, — сказала я честно, — я ни о чём не догадывалась. Ну, до того вечера в кафе…
— Ага, — Максим Петрович кивнул и как-то хитро ухмыльнулся. — А знаешь, почему?
— Что — почему?
— Почему именно в тот вечер я позволил себе больше? — я покачала головой, и Громов продолжил: — До этого я искренне считал, что ты ко мне равнодушна. Нет, конечно, я понимал, что нравлюсь тебе как человек, но был уверен, что не больше. И когда я обнимал тебя тогда, в кафе, то вдруг почувствовал реакцию твоего тела на меня. В тот вечер ты была измучена и расстроена, ты была не в силах притворяться. Я чуть с ума не сошёл в тот момент, когда понял, что тебя тянет ко мне. Именно поэтому я тогда и сказал про искушение. Именно поэтому я позволил себе утром, когда мы сидели на лавочке, гораздо больше, чем всегда. Да и твоё присутствие столь долгое время рядом со мной уже начинало действовать — мозги отключались.