Неизвестный Алексеев. Неизданная проза Геннадия Алексеева - Геннадий Алексеев

Вошли в квартиру. Зизи повесила свою сумочку на вешалку, бросила взгляд на себя в зеркале, сняла соринку с подола юбки, вошла в комнату и направилась к аквариуму. Рыбки медленно плавали у поверхности воды. Их хвосты безжизненно свисали вниз. Вид у них был скучноватый.

– Отчего они такие грустные? – удивилась Зиночка. – Они нездоровы? Или у них плохое настроение?

– Не знаю, – ответил Д. – Меня и самого это беспокоит. На них нашла какая-то меланхолия. Почти не двигаются. Почти ничего не едят. Купил для них свежий корм, но аппетит у них не появился. Попробую сменить воду – авось это поможет.

– Да-да, обязательно смените воду, поскорее смените воду! – сказала Зизи. – А где фотографии?

Д. вытащил из ящика письменного стола пачку фотографий и разбросал их на журнальном столике. Глаза у Зиночки загорелись. Она с жадностью и с восхищением разглядывала отпечатки, перекладывала с места на место, смотрела на них издали, подносила их к лицу и снова смотрела издали.

– Неужели я такая красивая?

– Как видите! – отвечал Д.

– Неужели у меня такие глаза?

– Именно такие, – отвечал Д.

– Неужели у меня такая чёлка?

– Клянусь вам, точно такая!

– Прекрасные фотографии!

– Да, фотографии вышли недурные.

– Нет, нет, просто изумительные фотографии!

– Согласен, фотографии изумительные. Но дело в том, что сами вы, Зизи, изумительны. Фотографии лишь добросовестно воспроизводят натуру.

– Нет, нет! Это настоящее искусство! Вы талантливый фотограф! Вы мастер! Больше всего мне нравятся вот эта, эта, ещё вот эта и, конечно, вот эта! Нет, они все хороши! Все до одной! Удивительно! Я не ожидала! Никто ещё меня так не фотографировал! Не было у меня ещё никогда таких фотографий! Спасибо! Нет, это просто здорово! Я сама в себя влюбляюсь! Как это вам удаётся? Может быть, у вас какой-то особенный аппарат?

– Нет, аппарат самый обыкновенный. Такой можно купить в любом фотомагазине. Но есть одно немаловажное обстоятельство, которое, вне всяких сомнений, благотворно повлияло на качество фотографий. Оно вдохновило меня. Оно меня окрылило. Оно позволило мне сфотографировать вас, милая Зизи, наилучшим образом.

– Какое же это обстоятельство?

– А вы не догадываетесь?

– Нет, не догадываюсь.

– А вы подумайте.

– Думаю. И всё равно не догадываюсь.

– А вы получше подумайте.

– Сейчас постараюсь. Нет, знаете ли, не помогает. Никак не догадаться.

– Неужели никак?

– Нет, никак.

– Не может быть!

– Честное слово, никак!

– Какая вы притворщица, дорогая Зиночка! И как вам идёт это милое притворство! Дело в том, что вы мне нравитесь, Зиночка! Вы мне чертовски нравитесь! Вот это-то меня и вдохновило. И окрылило. И позволило… Вот это-то и есть то самое обстоятельство.

– Неужели оно?

– Да, да, оно!

– Так вы меня, значит, любите?

– Значит, люблю.

– И сильно любите?

– Кажется, сильно.

– А за что же вы меня так сильно полюбили? За чёлку? Во мне же нет ничего такого… Я простая девушка. Мороженым торгую. Кофе в чашки наливаю. Образование – специальное среднее. Торговый техникум. А вы человек умный, интеллигентный, способный. Дело какое-то важное делаете. По ночам не спите. Всё думаете. И фотографируете здорово.

– Ах, Зизи! Какое там к чёрту образование? Разве в нём дело? Вы очаровательны. Вы пикантны. Вы соблазнительны. Вы женщина совершенно в моём вкусе! Совершенно!

– И долго вы будете меня любить?

– Конечно, долго! Очень долго! Наверное, всегда.

– Это меня устраивает. Любите меня как следует. Не ленитесь меня любить.

Зиночка обняла Д. за шею двумя руками и поцеловала его долгим, влажным, жарким поцелуем. Д. гладил Зиночкины лопатки. Они были трогательно худенькие, острые, и казались очень хрупкими. После руки Д. опустились пониже. В отличие от лопаток, ягодицы Зизи были упругими и округлыми. Руки Д. задержались на ягодицах. А Зизи всё ещё целовала его влажным, горячим, чувственным поцелуем…

Но и на этот раз осторожная, разумная Зиночка не уступила желанию Д.

– Сейчас не надо! – шептала она ему. – После! Прошу вас, сейчас не надо!

– Но отчего? – удивился Д.

– Вы как ребёнок! Неужели не понимаете? Я не вполне здорова. После.

Приведя себя в порядок, Зиночка снова стала любоваться фотографиями. Она перекладывала их с места на место, сортировала, разделяла на кучки. И всё восхищалась. И всё ахала. И всё вздыхала от наслаждения.

– А как я вам больше нравлюсь, – спросила она у Д., – в профиль или в анфас? Я себе больше нравлюсь в анфас. Тогда глаза выразительнее и чёлка вся на виду.

– Вы, Зизи, вполоборота очень недурны, – заметил Д., – в этом случае светотень получается более эффектной. А когда вы сняты до пояса, видны ваши руки. Это тоже кое-что стоит.

– А когда я снята во весь рост, – продолжала Зизи со смехом, – видны ещё и ноги, и это такая роскошь!

– Да, это действительно немыслимая роскошь! – согласился Д. – Вызывающая, безумная роскошь! Как вам не совестно, Зизи, иметь такие ноги! Как вам не стыдно ходить с такими ногами по улице и ездить с ними в метро? Своими ногами вы обижаете всех прочих женщин. Ваши ноги для них как пощёчина.

– Но куда же мне их деть, как же мне их спрятать? – спросила Зиночка вполне серьёзно.

– Ума не приложу! – ответил Д. – Конечно, вы можете всё время ходить в брюках. Но ведь, наверное, и тогда будет заметно, что ноги у вас хоть куда. А очень длинные юбки сейчас не модны. Ох, Зизи! Угораздило же вас родиться с такими сногсшибательными, с такими фантастическими ногами. Беда мне с вами, Зизи! Просто беда!

– Мне пора! – сказала вдруг Зиночка.

– Да что вы, Зизи! Да куда вы так торопитесь! Да ведь ещё совсем рано! – обиделся Д. – Я отвезу вас! Я провожу вас до дому!

– Нет, – упорствовала Зиночка, – я привыкла рано возвращаться домой и не люблю, когда меня провожают.

– Вы живёте с родителями? Они вас безумно любят? Они беспокоятся, когда вы задерживаетесь? Но, может быть, у вас есть телефон? Давайте позвоним из автомата вашим родителям! Автомат рядом, у самого парадного.

– У меня, к сожалению, нет телефона, и поэтому мне пора, – сказала упрямая Зизи. – Пожалуйста, заверните фотографии в бумагу.

Д. положил пачку фотографий в чёрный конверт из-под фотобумаги, а конверт завернул в газету. Потом он сбегал на кухню, принёс оттуда бечёвку и для надёжности обвязал ею получившийся пакет. Узелок он сделал бантиком и затянул его покрепче. Потом он обнял Зизи на прощанье. Зизи холодно дала поцеловать себя.