Однажды на краю времени - Майкл Суэнвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И упаковал свои скудные пожитки в дорожный мешок.
– Ты не можешь! – закричал я.
Подмигнув и грустно улыбнувшись, он выскользнул за дверь.
Какое-то время я сидел без движения – сколько, даже сейчас и сказать не могу, – ни о чем не думая, ничего не видя. Потом вскочил на ноги, распахнул дверь и окинул взглядом пустую улицу. В нескольких кварталах от меня, там, где находилась железнодорожная станция, виднелось быстро удаляющееся черное пятнышко.
Оставив дверь открытой, я побежал за ним.
Экспресс до Лакауанны ушел прямо перед моим носом. Я спросил начальника станции, когда будет следующий поезд. Он сказал: завтра. А высокого человека с дорожным мешком, выглядящего так-то и так-то, он не видел? Да, видел. И где он? Отправился в Лакауанну. Сегодня туда больше ничего не идет. А где можно взять напрокат машину? Вон там, через дорогу.
Может, я бы поймал волшебника, если бы не вернулся в комнату забрать сумки. Но скорее всего, нет. В Лакауанне я выяснил, что он сел на автобус до Джонстауна. Из Джонстауна он отправился в Эри, а там я потерял его след. Понадобилось целых три дня бесконечных расспросов, чтобы найти его снова.
Целую неделю я преследовал этого человека словно одержимый.
А потом проснулся однажды утром и понял, что паника исчезла. Я понял, что быстро моего волшебника не поймаю, и тогда разложил припасы, подсчитал наличные (их осталось немного) и продумал план. Затем пошел по магазинам и в конце концов отправился в дорогу. Мне следовало запастись терпением, упорством и хитростью, я знал, что со временем найду его.
Найду и убью.
След привел меня на Переправу Харпера, на самом краю глаза. Цивилизация осталась позади. Впереди лежали пустоши, мили и мили бесплодных хитиновых земель.
Люди говорили, что он ушел на юг, за пределы глазницы.
В гостинице ко мне подошел один из постояльцев, тощий мужчина с густыми усами, в белой безрукавке, которая свисала с худых плеч, как мокрое белье душным воскресеньем.
– Что у вас в сумке?
– Черная смерть. Инфекционный менингит, туберкулез. Выбор богатый.
Он задумался на секунду, а потом сказал:
– У меня тут женщина. Вы не могли бы…
– Я взгляну на нее. – Я взял сумку.
Мы поднялись наверх, в его комнату.
Она лежала с закрытыми глазами. В руке игла от капельницы. Женщина казалась молодой, но это, разумеется, ничего не значило. Волосы аккуратно расчесаны, разложены по постели, достают чуть ли не до пояса – белые как снег, как смерть, как самый изысканный костяной фарфор.
– И сколько она так лежит? – спросил я.
– Ох… – Он надул щеки. – Сорок семь, может, пятьдесят лет.
– Вы – ее отец?
– Муж. Был, по крайней мере. Не знаю, как долго держатся брачные обеты в таких условиях: не могу сказать, что безукоризненно их соблюдал. У вас в сумке для нее не найдется чего-нибудь? – Он сказал это так равнодушно, как мог, но глаза у него были большими и испуганными.
Я принял решение:
– Скажу так. Я дам вам за нее сорок долларов.
– Шерифу такое не понравится, – тихо сказал человек.
– Не понравится. Но я буду уже далеко от глазных земель, когда он узнает.
Я взял шприц.
– Ну? Мы договорились или нет?
Ее звали Виктория. Мы уже три дня шли по хитину, когда она наконец вышла из транса, характерного для переходногозомби-состояния после восстановления. Я дал ей рюкзак, пару ботинок, прочную палку, и женщина пошла рядом: глаза пустые, а сама говорит на языках ангелов, что парят меж звездами.
– …межгалактический фазовый перехват, – бормотала она. – Вы слышите? Das Überraumboot zurückgegenerinnernte. Verstehen?[24]Стратегирование анадемонического мезотехнологического конфликта. Drei tausenden Affen mit Laseren![25]Привет! Тут есть…
А потом она споткнулась о камень, закричала от боли и спросила:
– Где я?
Я остановился, расстелил на земле карту и вынул карманный гравитометр. Очень простое устройство: стеклянный цилиндр с аэрогелем и ярко-оранжевой керамической бусиной. На вершине жестяного корпуса крепится компрессорный винт, сбоку калиброванная шкала, а на дне надпись «Флинн и компания». Я перевернул его, наблюдая за тем, как бусина медленно падает вниз. Затянул винт на одно деление, потом на два, на три, увеличивая плотность аэрогеля. На пятом бусина остановилась. Я считал данные, прищурившись, посмотрел на солнце, а потом ткнул пальцем в изобару на краю карты.
– Мы здесь. Уже ушли с глаза. Видишь?
– Я не… – Ее трясло от страха. Огромные глаза отчаянно метались, взгляд пытался хотя бы что-то найти на абсолютно пустом горизонте. А потом она неожиданно, беспричинно разрыдалась.
Смутившись, я отвернулся. Когда слезы кончились, я похлопал по земле рядом с собой.
– Сядь.
Женщина, шмыгая носом, подчинилась.
– Сколько тебе лет, Виктория?
– Сколько мне?.. Шестнадцать? – робко предположила она. – Семнадцать? А меня действительно так зовут?
– Звали. Женщина, которой ты была, устала от жизни и вколола себе наркотик, он разрушает личность и полностью стирает память. – Я вздохнул. – В каком-то смысле ты по-прежнему Виктория, а в каком-то – уже нет. Правда, она нарушила закон, и на глаз тебе дорога заказана. Там тебя отправят в тюрьму до конца твоих дней.
Она взглянула на меня молодыми, почти детскими глазами, еще влажными от слез. Я уже приготовился к истерике, ярости, скорби, но она лишь сказала:
– Ты волшебник?
Я аж пошатнулся.
– Ну да. Полагаю, что да.
Какое-то мгновение Виктория безмолвно все обдумывала.
– И что теперь со мной будет?
– У тебя есть работа: нести этот рюкзак. Мы будем по очереди готовить еду. – Я выпрямился, сворачивая карту. – Пошли. У нас впереди долгий путь.
Мы снова отправились в поход, поначалу молча. Но потом, спустя несколько миль, к моему полному изумлению, Виктория запела!
Мы шли по еле заметной тропе – даже не тропе, а по воспоминанию о ней, по мечте, по идее дороги, – проложенной в хитине. Вдоль нее росла полоска редкой травы. За века ветер намел вокруг немало лёсса. Тот попадал в трещины панциря, в такой почве иногда прорастали семена. Один раз я заметил кролика. Но не успел позвать Викторию, как увидел кое-что еще. Впереди, там, где от недавнего дождя пыль превратилась в грязь, виднелись отпечатки шин. Здесь совсем недавно проехал мотоцикл.