Нео-Буратино - Владимир Корнев

Приведя себя в порядок, Гвидон спустился в вестибюль и, поздоровавшись с новой портье, спросил, где он может позавтракать. Повторяя приемы своей сменщицы, девица тем же голоском проворковала:

— Завтраки в ресторане «Самобранка».

На входе в ресторан иностранцы (русской речи Гвидон не слышал) называли по-английски свой гостиничный номер и проходили в зал. «Внешне я за иностранца сойду, а там — чем ч… не шутит!» — Гвидон шел на обман. Метрдотель вопросительно посмотрел на него. «Fifteen six. Six. Fifty… Five hundred…[9]», — процедил сквозь зубы «иностранец» что-то маловразумительное. «Перепил вчера», — решил видавший и не такое метрдотель и отвел посетителя к столику. Гвидон увидел на нем карточку с цифрой «156».

К столику наконец подошла чистенькая официантка и спросила (на этот раз по-русски), что он будет пить — чай или кофе? Гвидон изобразил мистера Твистера и, жестикулируя, произнес, ломая язык:

— О да! Конэчно, каффе! Каффе-экспрессо! Good!

Он упивался всем с завидным аппетитом, только с яйцом вышел конфуз: оно лопнуло у него на губах и желток испачкал выходной костюм. Гвидон сгорал от стыда, заметив, что интуристы, сидящие рядом, зашептались, едва удерживаясь от смеха. В кратком переводе было сказано следующее: «Ох уж эти русские! Мало того что притворился американцем, так еще не умеет есть вареные яйца. Он, кажется, страшно голоден, бедняга… Откуда тогда деньги на дорогой отель? Вот она, вечно непонятная, загадочная русская душа, господа!» Русский, и не подумав о счете, поспешно убежал в туалет, где кое-как замыл костюм, и, решив больше не вспоминать об этом приключении, вышел на улицу.

Дорогу к театру Гвидон примерно знал: нужно было свернуть в ближайший переулок и еще раз у церкви направо по первой же улице. За углом его чуть не сбил «мерседес», гордо ведомый звездой кино и театра (того самого, где ставили «Паратино»), блондинкой в серой норковой шубке, и «следопыт» понял, что на правильном пути. Гвидон остановился возле средних размеров здания, построенного, наверное, в начале века. Он сразу ощутил какой-то таировский дух классицистического модерна. Театр был окрашен в салатовый колер, а над окнами — белые театральные маски. Над двумя входами выразительные, с лукавинкой сатира, лепные лики. Гвидон без удовольствия отметил, что они напоминают самого Хорна: «Неприятные физиономии. Как я мог такому типу довериться?» Ознакомился с афишей: «Варвар и еретик», «Город миллионеров», «Мистификация — брат Чичиков» и все в том же духе. «Репертуар тенденциозный какой-то — черная мистика, — волновался Гвидон. — И почему нет афиши моей пьесы?» Он посмотрел на часы: оставалось еще время прогуляться по столичному центру, и гость решил спуститься к опекушинскому Пушкину — это место в Москве Гвидон особенно любил.

Выбравшись на простор Страстной площади (в памяти Гвидона она все еще оставалась «Пушкой»), он понял, что, пожалуй, зря его сюда понесло. Здесь все было ново, крикливо, резало глаз и ухо, и в какой-то момент Гвидон даже засомневался, не заблудился ли, но нет — Пушкин свысока взирал на толпу, правда, теперь уже с горьким сожалением, а не благодушно, как казалось раньше. Бедолаге Гвидону предстояло возвращаться в гостиницу по Тверской: очертя голову он окунулся в этот бешеный водоворот. Все фасады были залиты искусственным светом. Гвидону захотелось даже надеть темные очки. Больше всего ему не понравились бесконечные ряды ларьков с «fast food» а-ля рюсс: пирожками, расстегаями, блинами, среди которых, впрочем, попадались «интернациональные» хот-доги, гамбургеры и пиццы. Ну вот, наконец-то дом 26 — «Марриотт».

«Скорее в номер! Еще есть время до встречи с Хорном, чтобы отлежаться, отдохнуть от этого сумасшествия!» В номере Гвидона ожидал приятный сюрприз — на столике возле торшера стояла огромная коробка. Он осторожно поднял крышку и увидел мечту сластены — торт с меренгами, цукатами, взбитыми сливками, а главное — надписью кремом: «С днем рождения!» «Ну и чудеса! — У артиста дыхание перехватило. — Черная полоса в жизни прошла — вот она, белая! Может, у меня теперь каждый день будет с подарками? Посыплются как из рога изобилия!» Однако долго мечтать не пришлось: таймер на телевизоре показывал 13:05. Прихватив с собой торт, Гвидон помчался к лифту. Мозг незадачливого служителя Мельпомены пылал: «Опоздал!» Увидев запыхавшегося гостя из 566-го номера, портье поспешила его остановить:

— Только что вам звонил из «Марриотт Ройал» господин Хорн. Он ждал вас там. Вышла досадная ошибка — номер на ваше имя был заказан в другом отеле нашей системы.

— Так вот оно что! Есть еще «Марриотт»!

— Конечно, — девушка сконфузилась. — Моя сменщица вчера не догадалась позвонить в «Ройал», тогда все сразу решилось бы. Да вы не волнуйтесь: это недалеко, на Петровке, и господин Хорн сейчас за вами заедет. Очень жаль, что так вышло. Вот, кстати, не забудьте вашу анкету и расплатитесь за услуги.

Гвидон утонул в кожаном кресле и в ожидании немца стал читать анкету. Дойдя до графы «дата рождения», он хлопнул себя ладонью по лбу: «Я же от волнения вместо своего дня рождения сегодняшнее число поставил! День выписки в башке сидел! Значит, не было чуда — просто порядочный отель следует добрым традициям». Гвидону вдруг захотелось отнести торт обратно в номер, но тут из стеклянных дверей выплыл Хорн. Он вальяжно расстегивал на ходу длиннющее пальто черного кашемира, подобное какому-то средневековому плащу. Дорогой черный шарф развевался по ветру, так же как и седеющий хохолок на продолговатом черепе. «Инфернальный тип!» — подумалось актеру. Барон подошел к портье, та что-то сказала ему, а он, ни слова не говоря, протянул ей несколько купюр в валюте. Портье была удовлетворена. Сверкая глазами, Хорн сразу рассыпался в извинениях, затем перешел на деловой тон, но с губ его не сходила улыбка хитрована:

— Должен, кстати, заметить: вы неумеренны, друг мой, поэтому выпить вам не предлагаю. Документы-то не забыли от волнения? Реплику-то хоть помните?

— Конечно нет! То есть да, не забыл, конечно! — заверил Гвидон.

Отсчитывая аванс (надо сказать, весьма приличный), барон вещал:

— Сейчас я отвезу вас в «Ройал» — там все формальности уже улажены, — кстати, по дороге как раз заедем в театр, и я введу вас в курс постановки.

Гвидон мысленно улыбнулся: «Видел я ваш театр!»

— Вам останется только разместиться на новом месте, и до завтра вы свободны, но помните — в девятнадцать ноль-ноль спектакль! Вашу даму встретят в аэропорту, доставят прямо в отель — можете не волноваться.

На улице они сели в шикарный лимузин и уже через минуту были в театре. Персонал расступался перед Хорном, не обращая никакого внимания на его спутника. «Как же так?! Ведь я автор пьесы! Я написал „Паратино“!» — внутри Гвидона все кипело.

Барон заметил его состояние:

— Вас смутило, что нет анонса? Вечером будет афиша, но поверьте мне — вся культурная Москва в ожидании нашего спектакля.

Немец повел его на сцену, стал показывать декорации, объясняя: