Вырванное сердце - Алексей Сухаренко

– Мама, ну почему ты появишься так ненадолго, а потом на целую вечность пропадаешь? – совершенно серьёзно высказала девочка, которая уже знала, чем обычно заканчиваются их короткие «свиданки». – Ты можешь больше не пропадать? Остаться со мною навсегда?

В её тоне проскакивали уже недетские нотки – требовательность и категоричность. И ещё детский, въевшийся в тело страх, который можно перебороть только с помощью нарочитой агрессии.

– Я сама этого очень хотела и думала, что мне удастся перехитрить обстоятельства, но это оказалось мне не под силу. – Она говорила это таким тоном, словно просила у дочери прощение.

– Вы всегда так говорите, – недовольно буркнула Настя, – ты и отец. А я расту одна на продлёнке. Тебя не было два года. Мне было плохо, ведь у всех девочек есть мамы, и они с ними как подружки. И вот ты появилась. Я думала, что всё будет снова хорошо. А стало ещё хуже. Теперь я всё время жду, когда ты появишься, а дождавшись тебя, со страхом жду, когда ты исчезнешь.

– Прости меня, Настя, за то, что я тебя так мучаю. – Мама шмыгнула носом, словно замерзла на холодной погоде. – Я просто хотела, чтобы ты всегда знала, как сильно я тебя люблю.

– Если ты так любишь, как говоришь, так больше не уходи от меня никогда! – потребовала маленькая шантажистка. – Обещаешь?!

Настя покрепче прижалась к маме и, зажмурив глаза, затаилась в тревоге в ожидании её ответа. Однако гвалт пернатой братии заставил её открыть веки. Вокруг мамы и дочки уже давно не было свободного места. Такого скопления и разнообразия птиц девочка не видела никогда. Птицы были везде. Под ногами, на скамейке, на навесе и уже стали садиться на них самих. Девочка вскочила и замахала руками, пытаясь их прогнать, но они, словно ручные, очень вяло реагировали на её движения и моментально возвращались на место.

– Что это? – засмеялась девочка. – Я такого нашествия никогда не видела. Это какой-то птичий базар! И откуда здесь ласточки?

Девочка стала различать в щебечущей птичьей братии птиц, которые уже давно улетели из холодного города. Скворцы, галки, стайка свиристелей, словно птицы перепутали время года и возвратились обратно, не обращая внимания на наступившую зиму.

– Может, они все удрали из зоопарка? – улыбнулась в ответ мама. – Надо их срочно покормить. Ты как считаешь?

Настя, забыв о своём ультиматуме, с увлечением взялась за сменный мешок, доставая оттуда чёрствый хлеб, и стала крошить его птицам. Неожиданно в кучу пернатых влетела пёстрая курица, разбросав более мелких собратьев в разные стороны. Особенно пострадал от её наскока старый потрёпанный голубь-сизарёк. Он отлетел в сторону, перевернулся на спину, где с трудом смог вернуться на лапки. Прихрамывая, он стал спешно удаляться в сторону от опасной и тяжёлой наседки.

– Мама, смотри! А это откуда? Кто её звал? – Девочка захлёбывалась от смеха, словно видела птичье представление на арене цирка.

– Она прибежала на шум застолья, – смеялась вместе с девочкой мама Насти. – Её никто не пригласил, вот она сама решила убежать из своего курятника и устроить всем сюрприз.

Где-то далеко послышался приближающийся собачий лай, и птицы стали потихоньку разлетаться с места пирушки. Первыми исчезли летние птахи. Стремительно и как-то сразу, словно по неведомому для них сигналу. К моменту, когда к скамейке прибежала собака, из всей экзотики оставалась лишь жадная курица, продолжающая подбирать последние крохи.

– Пёсик! – радостно взвизгнула Настя, узнав своего хромоногого любимца. Дворняга бросилась на курицу, словно не желая делить с пеструшкой человеческое внимание. Курица закудахтала и с воплем сгинула в темноте. На пустынном пятачке, где ещё недавно была такая неразбериха, остался только один хромой сизый голубь. Теперь он один мог спокойно и безбоязненно доклевать остатки птичьей трапезы. Собака вернулась из погони за курицей, радостно виляя хвостом и отвечая на объятия девочки своими слюнявыми ласками.

– Мама, это Пёсик, – представила собаку девочка. – Погладь, не бойся, он не укусит. Он очень добрый. Ой, я знаю, он прибежал на помощь к этому больному голубю. Они с ним друзья.

В подтверждение её слов Пёсик подбежал к голубку и облизал его, «умыв» птицу с головы до лапок. Они посидели ещё немного, посмеялись над чумовой курицей, потом мама встала, подёрнув плечами от холода.

– Зябко стало, пойдём домой.

В сопровождении собаки мама и дочь направились в сторону семейного общежития. Настя при подходе к дому стала всматриваться в фасад здания, ища их окно.

«Только бы горел свет. Господи, пожалуйста! Только бы папа был дома. Он тогда её заставит остаться с нами. Ура! Папа дома!»

Свет в окне и впрямь свидетельствовал, что мужчина в комнате. Настя покрепче схватила маму за руку, боясь, что она может куда-нибудь пропасть и ей с отцом вновь придётся разговаривать о ней, не отдавая до конца отчёта, как состоялась их встреча – наяву или лишь в детской фантазии. Анастасия почувствовала, что, проходя в здание, мамина рука напряглась, потянула назад, словно пыталась остаться на улице, но девочка втащила маму в подъезд, и только внутри здания рука вновь расслабилась, оставляя в память о предыдущих метаниях лёгкую испарину на ладони.

– Ты где болтаешься, я уже в школе был… – Как только девочка вставила ключ в замок двери, раздался встревоженный голос отца, бегущего к ней навстречу.

Дверь открылась, и взгляд Грачёва, скользнув по ребёнку, остановился на женщине, стоящей за Настей, словно подвергся шоковой заморозке.

– Здравствуй, Егор, – прошла вслед за дочерью гостья. – Не прогонишь?

– Мам, ты что такое говоришь? – возмутился ребёнок. – Это же твой дом. Мы же одна семья.

– Это так только говорится, – поправилась женщина. – Для шутки.

– Пап, а мы с мамой встретили Пёсика, – осторожно поделилась с отцом свежей новостью девочка. – Он маме тоже понравился. Правда, мам?

– Да, – кивнула женщина, внимательно всматриваясь в Грачёва и пытаясь понять, как он относится к её неожиданному появлению.

Егор не знал, как реагировать. Он растерялся. Она уже не вызывала у него сильный мужской интерес, как раньше. Скорее, он надеялся ещё понять, кто она и почему она выбрала его дочь и его самого для каких-то непонятных экспериментов.

«Сам её выбрал и убеждал, вот и убедил. Так сильно, что теперь она и сама поверила. Или просто ведёт свою игру. Или она Света из другого измерения, из параллельной жизни?»

Он вспомнил свою последнюю сумасшедшую версию, которая всё объясняла.

«Об этом никому не расскажешь. Сразу сочтут сумасшедшим и упекут в «дурку». Скажут – наш пациент. Погибшую жену не захотел опознавать, а теперь о преступнице говорит, что она его жена из параллельного мира».

Настя с мамой, попив чая, сели за уроки. Их щебетанье действовало на Грачёва успокаивающе. Он сел в сторонке и стал внимательно осматривать эту женщину, пытаясь теперь, трезвым взглядом, найти какие-нибудь отличия с погибшей женой. Тщетно. Всё, что подмечал: голос, повадки, жесты – только сильнее убеждали его в обратном. Словно излучаемая Ею энергия имела какую-то магическую силу убеждать в том, что она именно та, самая важная и любимая для него половинка.