Небеса нашей нежности - Анна Велозо

Августо посмотрел еще два выступления – какой-то мужчина танцевал в женском платье, пара акробатов демонстрировала свое мастерство – и отправился за кулисы. У Бель не было своей гримерки, поэтому здесь на нее не смогут напасть, как в «Касабланке». В остальное время он не спускал с Бель глаз.

Постучав, Августо зашел в гримерку. Другие певицы и танцовщицы, почти полностью раздетые, сидели перед трюмо, нисколько не заботясь о том, увидит их какой-нибудь мужчина или нет. Бель смеялась над их шуткой, хотя и не могла ее понять: если Августо знал по-французски слов десять, то Бель на этом языке вообще не говорила. Через пятнадцать минут они вышли через черный ход театра на улицу. Дыхание паром слетало с губ, автомобили и лестница покрылись тонким слоем инея. От хорошего настроения Бель не осталось и следа.

– Вот дерьмо, – сказала она, и Августо не знал, имеет ли Бель в виду сомнительное варьете, свое выступление или погоду. – Я хочу есть. Давай сходим куда-нибудь. Надеюсь, кафе еще открыты. Я бы съела целую корову. И купим сегодня бутылку вина.

– Но, Бель, у нас…

– Мне все равно. Я хочу есть. Я хочу пить. Я тяжело работала и заслужила хороший ужин. После такого рабочего дня можно себе кое-что позволить. И не говори ни слова о деньгах. Сегодня я заработала немного. И собираюсь потратить заработанное.

«Вот тебе и экономия», – подумал Августо. Бель еще многому нужно научиться. А ему следует срочно найти работу, не связанную с карьерой Бель.

Она не хотела быть здесь. Она не хотела быть дома. Она вообще нигде не хотела быть. Она хотела бы оказаться другим человеком с другой жизнью в другой стране. Конечно, Ана Каролина понимала, насколько это абсурдно. Но так уж она себя чувствовала. Жизнь виделась ей пустой и бессмысленной, и любые альтернативы теперешнему состоянию – тоже.

– Съезди на год за границу, выучи английский или японский, – предложил отец.

Она с усталым видом отказалась.

– Почему бы тебе не найти себе какое-нибудь хобби? – спросила мать. – Творчество придаст твоей жизни… новые краски.

Но так ли это? Если Ана Каролина посвятит себя росписи фарфора, или вязанию крючком, или еще чему-нибудь столь же идиотскому, она не почувствует, что все ее существование не так уж бессмысленно.

Единственным, что заставляло ее жить, был ребенок. Ребенок Антонио. Милый мальчик, ровно год от роду, хорошенький, с карими глазами и пепельными волосами.

Ана Каролина знала, что должна с ума сходить от счастья, что любовь к малышу должна переполнять ее душу. Но все было не так. Ею руководили лишь материнские инстинкты. Она кормила ребенка, пеленала его, защищала – точно так же, как заботится о своих детенышах бродячая кошка. Инстинкт, один из хитрых механизмов природы, появившийся для того, чтобы потомство выживало. Но и это было нелегко. Ана Каролина осознавала, что не может полюбить своего ребенка так, как тот заслуживал. Она пыталась, но у нее ничего не получалось. Она старалась силой воли вызвать любовь к сыну, но тщетно. Больше всего на свете Ана Каролина хотела ощутить, как рвутся холодные цепи, сковывавшие ее сердце, хотела дышать, жить, любить. Но всякий раз, глядя на малыша Альфредо, она чувствовала то же, что и медсестра, ухаживающая за пациентом: легкую симпатию и ответственность за то, чтобы больного покормили и искупали. Но даже эту ответственность Ана Каролина делила с другим человеком.

– Какой же он миленький! – воскликнула baba, няня, приходившая в дом шесть дней в неделю, чтобы помочь молодой матери в уходе за ребенком.

– Да, красивый малыш, – не очень уверенно произнесла Ана Каролина.

– Вы только посмотрите, он вам улыбнулся! – Женщина прилагала все усилия, чтобы вывести Ану Каролину из летаргии, но тщетно.

Ана Каролина улыбнулась в ответ. На самом деле в этом крохотном личике она видела только насмешку. Да, он насмехался над ней, ее Альфрединьо: «Гляди, я единственное, что осталось у тебя от Антонио».

После смерти Антонио – вернее, его убийства – прошло почти два года, но Ана Каролина до сих пор не оправилась от шока. В тот день, когда она очнулась в больнице и узнала, что Антонио застрелили, будто какой-то механизм в ее голове сломался, да так и не починился. Может быть, все дело было в сотрясении мозга: при ударе о комод Ана Каролина получила серьезную черепно-мозговую травму. С тех пор ее часто преследовали боли – да такие сильные, будто что-то бушевало у нее в голове и не желало успокаиваться.

Выйдя из больницы, Ана Каролина поняла, что беременна. «Ну поздравляю, – подумала она тогда. – Любимый мертв, жених сбежал, брат в тюрьме, над семьей все смеются, а у меня ко всему прочему еще и будет внебрачный ребенок. Браво!»

Ана Каролина решила, что лучше уехать из Рио. Вернее, так решила донья Виктория: сама она не была способна на какие-либо решения. Итак, Ана Каролина отправилась в Боависту, на старую фазенду семьи, чтобы выносить и родить ребенка. Когда-то тут простиралась кофейная плантация, но сейчас кофе выращивали только в глубине страны, в первую очередь в окрестностях Сан-Паулу, где раскинулись равнины и можно было использовать машины для сбора урожая. Еще там всегда легко было нанять рабочих из числа переселенцев. В Вале-ду-Параиба никому такая идея в голову не пришла. На холмистой местности собирали кофе только вручную, а с отменой рабства это больше не окупалось. Но старый дом еще стоял. Благодаря дальновидности и деньгам доньи Виктории Боависта осталась в ее владениях, и все эти десятилетия женщина поддерживала фазенду. Сейчас это было уютное имение, окруженное возделанными полями и небольшими лесами. Тут разводили лошадей. Неподалеку протекала чистая река Параиба и синели озера, в которых можно было купаться. Когда завершилась эра кофейных баронов, в холмах Валенсы и Васораса стало тихо и безлюдно – идеальное место для жителей больших городов, желающих укрыться от суеты.

Или для будущих матерей, не желающих показываться на люди.

Ана Каролина часами бродила по лугам, не встречая ни единой живой души. Можно было купаться голой, не боясь, что тебя увидят. Она ездила по лесам или просто сидела на веранде, вдыхая пряные ароматы природы.

Общаться тут было не с кем. Иногда на фазенду приезжали ее родители или Педро, но в основном Ана Каролина жила одна. В имении было пять слуг. Четверо жили в бывшей senzala, бараке, где когда-то размещали рабов, сейчас же там обустроили удобные комнаты. В усадьбе работали двое мужчин, ухаживавших за лошадьми и присматривавших за полями, двое женщин, убиравших в доме, и кухарка, приходившая каждый день и готовившая для Аны Каролины и ее нечастых гостей. Все слуги были темнокожими, все выросли в этих краях. Двое оказались потомками бывших рабов, живших в Боависте, поэтому они знали о фазенде больше, чем сама Ана Каролина. Ей было немного стыдно, когда Луиза, одна из горничных, рассказывала услышанные от бабушки истории о жизни в этом доме. Доме, принадлежавшем семье Аны Каролины, а не Луизы, хотя и она тут жила и работала.