Хроники Хазарского каганата - Саша Виленский

Я устроилась на работу — мать поговорила со своими прежними работодателями и я подрядилась два разу в неделю мыть какие-то офисные помещения. Работа эта душевных затрат не требовала, что меня крайне устраивало. Деньги платят — и ладно. Правда, деньги эти были совсем уж крохотными, но все лучше, чем ничего.

Марта за это время сделала небольшую карьеру — из секретаря общей приемной стала личным секретарем босса. Денег стало больше, а вот свободного времени — меньше. Мама по-прежнему занималась с Лийкой, и я, глядя на них, вспоминала, как она возилась со мной и Мартой Те же хвостики, косички, заколочки, те же игры в куклы, те же песни и сказки, только я ревниво замечала, что с Лийкой это заполняет как бы всю ее жизнь, а с нами она занималась как бы через силу. Оно и понятно. Сколько ей было, когда я была в возрасте моей племяшки? 21? 22? Какие куклы, какие игры — работа, вечное изнурительное безденежье, и никто ей ничем не помогал, все сама. А ведь была она тогда совсем юной девчонкой, молодой женщиной со всеми женскими желаниями и мечтами. Бедная моя мама!

Каждый день я заводила свой верный «Атон» и ехала в тюрьму. В приемные часы надо было выстоять очередь вместе с такими же, как я, несчастными, чьи мужья, братья, сыновья сидели в глухих камерах с маленьким окошком под потолком, затем обязательно надо было сдать вещи на проверку — это отдельное унижение, а потом возвращаться обратно, не зная, дошло ли посланное до адресата или нет.

Мама своим практическим умом сразу сообразила, какие вещи нужно передать в первую очередь. Я бы ни за что не догадалась, например, что ему нужно купить несколько комплектов нижнего белья, не знала, что в таких местах «пробивает» на сладкое, что настоящая ценность там — чай и кофе, не говоря уж о сигаретах. И откуда она все это знала? Мама уверяла, что это просто элементарная житейская логика.

Марта старалась со мной не ссориться, но у нас и не получилось бы — она приходила поздно и без сил, и я приходила поздно и без сил. Странно, вроде бы весь день свободен, а столько хлопот, что и не замечаешь, как день уже кончился.

Часто прибегала Богдана, с которой мы как-то особенно близко сошлись за последний месяц. Рассказывала, что наследный принц Фейсал зовет ее жить в Халифат. Жениться на ней, он, конечно, не может, у него и так уже четыре жены. А вот снять ей симпатичную квартирку, обеспечить сносное содержание — вполне.

— Езжай, конечно, — говорила я. — Чего тебе тут думать? Сколько ты еще у «Интуриста» простоишь?

— А ну как он помрет? — смотрела на меня своими голубыми глазами русинка. — Не мальчик же! И что я там буду делать одна, в чужой стране, без денег и без друзей?

Я пожимала плечами.

— Вернешься, вот и все. Зато поживешь по-человечески.

Богдана махала рукой.

— Ага, поживешь с ним по-человечески! Его ж там родня загрызет. Или оппозиционеры замочат. Знаешь, какая там у них зверская оппозиция режиму?

И мы продолжали пить чай, избегая разговоров о собственном оппозиционере, который надел столько шума в нашем кругу.

Неожиданно пришла повестка на допрос к дознавателю. Но не в то здание, где я впервые увидела Адама, а почему-то в тюрьму. Сердце екнуло. Но деваться было некуда. Что я теряю, собственно?

Все тот же храмовый с все тем же планшетом сухо поздоровался со мной и приказал следовать за ним. Да, похоже, что в половецкие степи мы поедем с любимым вместе. Но вот за что? Какое обвинение они хотят предъявить мне?

Мы почему-то зашли в морг, служитель кивнул следователю, подвел нас к металлической каталке, стоявшей в коридоре. Господи, какая же тут вонь!

Служитель приподнял простыню.

На каталке лежало отвратительно вонявшее, синее раздувшееся тело, и меня сразу же вырвало. Я даже отбежать никуда не успела. Так рядом со рвотой и упала на цементный пол, больно стукнувшись затылком.

Очнулась от резкого запаха — служитель водил перед моим носом ваткой с какой-то гадостью.

— Слабенькие они все какие-то! — пожаловался следователю. — А убирать за ними кто будет? Опять я? Я вам в уборщики не нанимался!

Следователь, хоть и был белого цвета, но держался. Ничего не ответив противному дядьке, кивнул мне — мол, следуй за мной! — и пошел по коридору к своему кабинету. Предложил чаю. Я боялась, что меня опять вырвет, но чай был кстати.

— Вы опознали тело, предъявленное вам в морге? — официальным тоном спросил он.

Я кивнула. Опознала, конечно, как не опознать, несмотря на то, что изуродовано оно было до неузнаваемости.

— Назовите имя и фамилию того, кого вы опознали — он поставил передо мной свой электронный планшет, записывавший нашу беседу.

— Это — Замира. Фамилию не знаю, не интересовалась.

— Откуда она вам знакома?

— Ее ко мне год назад привела знакомая, просившая, чтобы я помогла ей устроиться на работу.

— Какого рода работу?

— Проституткой. — Мне было все равно.

— Вы помогли ей?

— Определенным образом.

— Каким?

Вот докопался!

— Я представила ее сутенеру Саману.

— И он стал ее сутенером?

— Понятия не имею. Я сразу же уехала из Кузара, и меня здесь год не было.

— Куда уехали?

— Путешествовать.

— Где вы были?

— Это имеет значение для следствия? — я посмотрела на следователя. Он сидел с непроницаемым лицом. — Все сведения о моих перемещениях отмечены пограничными службами в моем паспорте.

Он неожиданно кивнул.

— Да, мы проверяли. Все правильно. Когда вы ее видели в последний раз?

— На пикнике в парке месяц назад.

— И после этого не встречали?

— Нет. Мы не были ни подругами, ни просто приятельницами. Могу я спросить, что с ней случилось?

Следователь задумался.

— Тело было найдено в Итиле три дня назад. Проверяем две версии — убийство и самоубийство.

— И к чему склоняетесь?

Он удивленно поднял брови.

— Вы опять пытаетесь задавать вопросы вместо ответов? С моей стороны к вам вопросов больше нет, можете идти.

Когда я рассказала Богдане, захлебываясь от волнения, что, похоже, Замира-то — утонула, моя подруга как-то вяло отреагировала. Бывает, сказала, в Итиле часто тонут. Коварная река. И больше мы с ней к этой теме не возвращались. Действительно, каждый день в новостях передают про неосторожных любителей поплавать. Только ни русины, ни бедуины не знают, что печенеги плавать не любят и в Итиле не купаются. Ну и Бог с