Хроники Хазарского каганата - Саша Виленский

— Разве я утверждал, что нужно что-то менять? — парировал «профессор». — Я только констатировал факт, остальное — личное дело каждого.

— Теория малых дел? — поинтересовался Адам.

— Если хотите, то да. Прежде всего, нужно самому жить не по лжи. И если каждый из нас будет жить честно, то и мир наш станет честнее.

Я вспомнила, как пикировались Адам с митрополитом в Киеве. Удивительно, как в разных странах разных людей волнуют одни и те же проблемы.

— Ну-ну, — ехидно сказал Адам. — Это известное заблуждение. Осталось убедить остальных людей планеты жить по тем же принципам. А они не хотят по принципам. Они хотят смотреть, как приговоренные к смерти, чтобы выжить, убивают таких же смертников. Они хотят делать ставки, кто из участников шоу нажмет на какую кнопку, и хотят делать на этом деньги.

— Неужели и вы смотрели эту гадость? — изумился «профессор».

— Смотрел, — серьезно ответил Адам. — Естественно. Ведь и вы смотрели. Но, в отличие от вас, для меня это не повод презирать человечество, а повод задуматься над тем, почему люди хотят смотреть именно на это. Что заставляет человека — не важно, мужчину или женщину — испытывать чуть ли не сексуальное возбуждение, когда на их глазах пуля разносит на куски человеческий череп. И это нормальные, обычные люди, те, кого принято называть обывателями. Я понимаю, что им в жизни не хватает вот таких вот суперострых ощущений, им нужна внешняя подпитка для получения эмоций в нашем мире, где выхолощена эмоциональность, где реальность заменена виртуальностью. Этим людям остро нужны чувства — а разве есть чувства сильнее, чем страх смерти или желание любви? С ними, с этими людьми, что прикажете делать?

«Профессор» пожал плечами.

— В обществе всегда есть определенный балласт, от которого надо избавляться.

— А вы считаете, что они — это именно балласт? А не тот самый народ, о котором вы так печетесь? Или народ — это только те, кто вам нравится, а те, кто не нравится, это как бы и не народ вовсе? Вам не приходило в голову, что может сложиться ситуация, в которой кто-то, не менее авторитетный, решит, что балласт — это как раз вы? И решит избавить общество от адептов малых дел? Как тогда быть? И разве история не знает случаев, когда избавляясь от «балласта», — Адам сделал руками жест, изображающий кавычки. — Уничтожали самый цвет нации? Где критерии, по которым будем справедливо и однозначно решать, кто балласт, а кто — нет? И, самое главное — кто будет принимать это решение? И если уже вам — именно вам, да-да! — придется нажимать на кнопочку, вы нажмете? И не надо мне говорить, что нет. Нажмете как миленький.

«Профессор» поперхнулся пивом, глоток которого только что сделал. Эта простая мысль ему, видимо, в голову никогда не приходила.

— Что же вы предлагаете? — недовольно спросил он. — Критиковать других легко, предложите что-то свое, какой-то выход. Что делать с миром, с людьми, чтобы они уже начали исполнить эти самые десять заповедей?

— А я не знаю! — весело сказал Адам. — Идеальных и однозначных решений просто не существует. Мне кажется, для этого надо заниматься не тем, что находится под носом, а решать проблемы комплексно.

— Общие слова, — поморщился оппонент.

— Конечно, — радостно согласился Адам. — А вы хотите конкретики? Конкретика будет звучать банально и скучно, как она всегда звучит. Дело в общественном устройстве, а не в отдельных его членах.

— Вы марксист?

— Боже упаси! — расхохотался Адам. — Только не это!

— Но вы социалист? — упорствовал тот.

— Можно сказать — да.

— Тогда все понятно! — и «профессор» отошел, поджав губы.

— Вот, господа, вам только что был продемонстрирован яркий пример неумения держать удар. Я ведь задал простой вопрос: считаете ли вы, что в определенных обстоятельствах поведете себя лучше, чем те, кого вы так презираете? И ведь понятно же, что поведет оппонент себя точно так же. Потому что одно дело — плеваться от возмущения перед телевизором, и совсем другое — примерить ситуацию на себя. Но это оказалось выше сил и возможностей моего оппонента. За что я его совершенно не виню. Мы практически никогда не примеряем на себя те условия, в которых оказались те, кого мы критикуем. Это нормально. А вот что ненормально — так это стремление подменить проблему семантикой. Достаточно найти подходящее название — и можно делать вид, что проблема решена. Меня назвали «социалистом», заявили, мол, все понятно — а что понятно, и в чем грех социализма — мы выводим за скобки. Логика? Никакой! Смысл? Ни малейшего. Вопрос о переустройстве рода людского сведен к стереотипам знакомых формулировок.

— Не все так просто, — вмешался очередной спорщик. — Вы же не будете отрицать, что и социализм, и марксизм себя дискредитировали.

— Не буду — мне была знакома эта его улыбка: он уже знал, что скажет оппонент и был готов к поединку, оттого и радовался.

— Поэтому, когда вы говорите: «Я — социалист!», то, естественно, сразу возникает некий стереотип.

— А мне кажется, — возразил Адам. — Что человек разумный должен идти не на поводу у стереотипов, а рассматривать ситуацию вне зависимости от расхожей точки зрения.

— Это в идеале.

— Почему? И в реальной жизни тоже. Во-первых, я сказал «можно сказать, социалист», а не признался в своей приверженности к идеям всеобщего равенства, которые, кстати, к социализму никакого отношения не имеют. Во-вторых, никого не заинтересовало, а в каком контексте был задан вопрос и получен ответ?

Оппонент пожал плечами.

— Вот видите, — весело продолжил Адам. — Суть разговора никого не заинтересовала, главное — наклеить ярлычок. А речь-то шла об общественном устройстве. Мой оппонент высказал мысль, что ради счастливой жизни есть смысл совершить насилие по отношению к определенной части общества, которую мы назвали балластом. Я же поинтересовался критериями, по которым будет осуществляться разделение на овнов и козлищ.

— А вы не согласны с тем, что общество должно избавляться от своих нездоровых частей?

— Согласен. Вот только давайте для начала попробуем определиться, что есть здоровая часть общества, а что — нездоровая. И, самое главное, кто будет это определять и по каким критериям.

Оппонент задумался. Я огляделась. Вокруг нас, оказывается, собралась довольно приличная толпа, все внимательно слушали, время от времени отпивая из пластиковых стаканчиков. Хорошо бы еще, чтобы они хоть что-то поняли из того, что объяснял Адам.

Та жизнь, в которой я таскалась по номерам «Интуриста», казалась какой-то далекой и нереальной, это было не со мной и в другом веке. Моя настоящая жизнь шла здесь и сейчас.

Страшно подумать,