Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отсутствие Августа в Риме сложилась непростая ситуация, и лишь благодаря Агриппе центуриатные комиции не переизбирали его в консулы каждый год. Вероятно, именно тогда ему и пришла в голову идея назначить трех консулов, поскольку тогда он и сам смог бы занимать эту должность, и у двоих других была бы такая возможность. Однако это предложение быстро отвергли, т. к. оно было сочтено слишком сильным отступлением от заведенного порядка, ведь раньше никогда не было более двух консулов одновременно. Дион Кассий передает, что вместо этого Августа наделили пожизненными консульскими полномочиями, но в историографии нет единого мнения относительно того, так ли это было на самом деле и что конкретно он имел в виду. Согласно общепринятой точке зрения, Август получил консульские знаки отличия, так что теперь, когда он находился в городе, его всегда сопровождали двенадцать ликторов. Также он мог во время заседаний сената сидеть в собственном курульном кресле между двумя консулами. Впрочем, каковы бы ни были детали, надо сказать, что дарованные ему полномочия носили сугубо персональный характер – так же, как и предоставленные ему в 23 г. до н. э. – и не связывались с занимаемой должностью. Символы – а особенно магистратские знаки отличия – имели в Риме большое значение и способствовали укреплению власти Августа.[508]
Ряд новых полномочий – из тех, которыми, как пишет Дион Кассий, был тогда наделен Август, – на деле уже не существовали или приобрели иной смысл. Вероятно, под утверждением, что Августа назначили постоянным «блюстителем нравов», понималось очередное предоставление ему цензорских полномочий на определенный срок, ибо на следующий год принцепс снова провел чистку сената, намереваясь сократить его численность и восстановить его авторитет, несколько пошатнувшийся после недавних волнений на выборах. Когда никто не захотел уйти добровольно, Август отобрал тридцать сенаторов и публично поклялся, что выбрал самых лучших. Затем эти тридцать принесли такую же клятву, и каждый должен был написать имена пяти других сенаторов, но включать в этот список себя или своих родственников запрещалось. После этого тянули жребий, и один из этих пяти попадал в новый сенаторский список, а комиссия из тридцати продолжала работать дальше. Это был трудоемкий процесс, и к тому же уязвимый для всякого рода закулисных махинаций. Августа охватило раздражение, когда Антистий Лабеон включил в список Лепида, и попытался на него повлиять, чтобы тот изменил свое решение. Лабеон отказался и заявил, что имеет право на свое мнение, и если принцепс сам позволил Лепиду остаться великим понтификом, то нечего осуждать его, Лабеона, за то, что он предлагает его в сенаторы. Август разрешил тянуть жребий, и, очевидно, повезло его бывшему коллеге по триумвирату, поскольку он все-таки остался в сенате.[509]
Принцепс был огорчен и, решив отказаться от этого метода, оставшихся сенаторов назначил сам. Конечно, не обошлось без протестов, например, со стороны отца, которого исключили из сената, в то время как его сын остался. Он выразил свое негодование очень по-римски, публично разорвав на себе тогу и сняв тунику, чтобы показать шрамы, полученные им в битвах за отечество. Другой сенатор попросил об отставке в пользу своего отца, который лишился места. Исключенным разрешили сохранить все знаки своего статуса и высокое положение, свойственное их былому рангу, а некоторых включили в состав сената позднее; другие же смогли вернуться туда после того, как их выбрали в магистраты. Считается, что Август хотел сократить численность сенаторов до трехсот человек, но был вынужден отказаться от этой идеи и удовлетвориться числом, вдвое превышавшим его изначальный замысел. Будь их меньше, то было бы нелегко обеспечить людьми необходимые должности и добиться кворума в четыреста человек для голосования по различным вопросам.
Примерно в это время принцепс учредил другой, менее многочисленный и более удобный совет, который впоследствии получил название concilium principis (совет принцепса) и был сформирован из представителей всех магистратских коллегий, а также включал в себя пятнадцать сенаторов, которые избирались по жребию на шесть месяцев. Этот орган был весьма полезен в качестве, так сказать, опытного полигона, на котором Август проверял все идеи, прежде чем предложить их на рассмотрение сената. Август по-прежнему выказывал сенату всяческое уважение, посещал все заседания, когда находился в Риме, и поощрял присутствующих высказывать свое мнение. Несмотря на то, что Лабеон как раз этим его и разозлил, принцепс ничего ему не сделал, а когда сенаторы позднее решили в целях обеспечения безопасности принцепса дежурить у дверей его опочивальни, Лабеон сказал, что его тогда следует исключить, поскольку он слишком громко храпит. Светоний передает, что иногда выступления Августа в сенате прерывались выкриками «не понимаю!» или «я бы тебе возразил, будь это возможно!» (последняя фраза, несомненно, принадлежала кому-то из тех, кто не хотел сотрудничать с принцепсом). Иногда ожесточенные споры между сенаторами выводили его из себя настолько, что он уходил с заседания, не дожидаясь его конца, а вслед ему кричали, что сенаторы должны иметь право говорить, что думают по поводу государственных дел.[510]
Раньше сенаторов записывали вместе с всадниками, и их имущество должно было оцениваться как минимум в четыреста тысяч сестерциев. Теперь же, чтобы добавить им престижа, Август формально выделил сенаторов в отдельный класс и ввел для них имущественный ценз в один миллион сестерциев. Тех, кто не удовлетворял этому требованию, удалили из сената, а остальные, которых сочли достойными, получили деньги от принцепса. Тогда же он ввел новый закон, направленный на борьбу с коррупцией и запугиванием на выборах.
Подобное законодательство редко оказывалось эффективным, но у Августа хватало власти и авторитета, чтобы провести его в жизнь, так что острота проблемы существенно смягчилась, если не исчезла совсем. В следующее десятилетие представители многих известных семей снова занимали консульские должности. Эти семейства сильно пострадали во время гражданских войн, а поскольку их члены были тогда еще слишком молоды, то они не могли принимать в них участие, зато теперь были готовы вступить в большую политику в государстве, возглавляемом Августом – консулат все еще оставался почетной и желанной должностью. У нас нет никаких свидетельств, указывающих на то, что эти люди относились к Августу лучше, чем другие сенаторы. Дион Кассий, правда, говорит, что примерно в это время нескольких человек казнили за попытку устроить заговор против принцепса, но имен он при этом не называет.[511]
В 18 г. до н. э. младший сын Ливии, Друз, стал квестором. Ему было всего 19 лет, и отныне ему, так же, как и его брату Тиберию, предоставили право выставлять свою кандидатуру на преторских и консульских выборах на пять лет раньше положенного срока. Тиберий, помолвленный с дочерью Агриппы Випсанией еще когда она была ребенком, теперь, вернувшись из своего восточного похода, смог наконец на ней жениться, поскольку она уже достигла брачного возраста. А Друз через несколько лет женился на Антонии Младшей, дочери Марка Антония и Октавии. Еще более важный брак был заключен в то время, когда Август пребывал на Востоке. В 21 г. до н. э., когда Агриппа был отправлен в Рим подавлять начавшиеся там беспорядки, ему также пришлось решать и свои личные проблемы. Он развелся со своей второй женой, дочерью Октавии и Марцелла – соответственно, племянницей принцепса, и женился теперь уже на его дочери, овдовевшей Юлии. Невесте было 18 лет, а жених был почти ровесником ее 42-летнего отца, но такая разница в возрасте была обычна для браков, заключавшихся в среде нобилитета. Этот союз был знаком высочайшего благоволения, ибо еще сильнее привязывал Августа к его самому доверенному и надежному заместителю. Ходили слухи, что в этом деле не обошлось без советчика, и что Меценат якобы говорил Августу, будто он настолько возвысил Агриппу, что теперь его остается либо убить, либо сделать своим зятем. На самом деле просто не оставалось других вариантов. Август испытывал смешанные чувства к Тиберию, но, если бы он разорвал его помолвку с Випсанией, это стало бы оскорблением для ее отца.[512]