Меч и Цитадель - Джин Вулф

– Чем я от них отличаюсь?

– У них… – Ава запнулась, подыскивая нужные выражения. – По ним сразу все видно. То и дело разговаривают сами с собой – хотя это, конечно, свойственно многим, смотрят так, будто видят то, чего рядом нет… этакое одиночество пополам с себялюбием… Нет, ты не из них. Не из них.

– Ошибаешься, – возразил я и рассказал ей, не вдаваясь в излишние подробности, о пире у Водала.

– Так тебя вынудили, – сказала Ава, выслушав все до конца. – А не скрой ты истинных чувств, лишили бы жизни.

– Это неважно. Аналептик альзабо я выпил и плоть ее съел. И поначалу чувствовал себя в точности так же мерзко, как эти, о которых ты помянула, хотя любил ее. Текла как бы вселилась в меня, вся ее жизнь сделалась и моей, однако она ведь была мертва… я нутром чувствовал ее разложение! Однако первой же ночью привиделся мне сон – чудесный сон про Теклу, и память о нем я ценю превыше всех прочих воспоминаний. После… конечно, без всяких ужасов не обошлось, а порой я вроде как грезил наяву – наверное, это и были те самые разговоры с самим собой да взгляды в пустоту, которые ты описывала. Однако теперь, и уже довольно давно, Текла будто бы снова жива, только живет во мне.

– По-моему, с теми, другими, дела обстоят не так.

– По-моему, тоже, судя по всему, что я о них слышал, – согласился я. – Во всей этой истории я очень, очень многого не понимаю, а то, о чем рассказал, – одна из главных загадок.

На протяжении двух, а то и трех вздохов Ава хранила молчание и вдруг в изумлении округлила глаза:

– А Коготь – вещица, в которую ты веришь, – в то время был при тебе?

– Да, но я ведь не знал, на что он способен. До этого он не действовал… вернее, действовал, да еще как, поднял из мертвых девушку по имени Доркас, однако я не понял, что произошло, не понял, откуда она взялась рядом. А если б понял, мог бы спасти и Теклу. Мог бы вернуть ее к жизни.

– Однако эта вещь была при тебе? Была, верно?

В ответ я молча кивнул.

– Ну так что же тут непонятного? Она и вернула ее к жизни! Ты только что говорил, что она может действовать вовсе без твоего ведома. Вещь при тебе, ты «нутром чувствуешь», как разлагается Текла, вот и…

– Возвращение к жизни без тела…

– Вижу, вижу: ты, как и все невежды, материалист. Однако твои материалистические воззрения отнюдь не превращают материализм в истину, понимаешь? В конечном счете важнее всего дух, мечта, мысль, любовь и поступок.

Ошеломленный роем нахлынувших мыслей, я надолго умолк, призадумался, а опомнившись, обнаружил, что Ава по-прежнему сидит рядом, и принялся благодарить ее.

– Посидеть здесь, в покое, я только рада, – отвечала она. – А если б сюда пришла одна из сестер, могла бы сказать, что приглядываю за пациентами, жду, не попросит ли кто о помощи.

– А я все еще не понимаю, как отнестись к сказанному тобою о Текле. Похоже, думать над этим придется немало – возможно, не один и не два дня. Люди нередко говорили, что я малость наивен.

Ава заулыбалась, причем улыбка ее – по крайней мере, отчасти – была вызвана моими словами, хотя я вовсе не шутил.

– Нет, это вряд ли. Скорее уж ты педантичен.

– Как бы там ни было, у меня есть еще вопрос. Нередко, засыпая либо проснувшись посреди ночи, я пытался нащупать закономерность в череде неудач и успехов. То есть тех случаев, когда мне удавалось, прибегнув к помощи Когтя, кого-либо оживить, и других, когда жизнь, при всех моих стараниях, к умершим не возвращалась. Сдается мне, все это не просто игра случая, хотя взаимосвязь вполне может оказаться для меня непостижимой.

– И ты полагаешь, будто сегодня нащупал ее?

– То, что ты говорила о людях, утративших человеческую природу, вполне может оказаться одним из ее звеньев. К примеру, та девушка, наша спутница… возможно, она как раз из таких и была, при всей ее красоте. И еще человек, друг мой, исцеленный только отчасти, не до конца. Ведь если некто может утратить человеческую природу, то создание, прежде ею не обладавшее, наверняка может ее обрести. Одни теряют, другие находят – так в жизни всегда, на каждом шагу. Думаю, именно это с ним и произошло. А еще кажется мне, что воздействие Когтя заметно слабеет в случае смерти насильственной…

– По-моему, этого и следовало ожидать, – негромко заметила Ава.

– Однако он исцелил обезьяночеловека с отсеченной кистью руки. Возможно, потому, что я сам же ее и отсек. И Ионе помог, но ведь плеть держал в руках я… То есть Текла…

– Умение исцелять защищает нас от Природы. Зачем Предвечному беречь нас от самих же себя? От самих себя мы и сами уберечься способны. Возможно, он готов помогать нам лишь в тех случаях, когда мы искренне сожалеем о содеянном.

По-прежнему поглощенный раздумьями, я согласно кивнул.

– Ну, а теперь мне пора в часовню. Полагаю, недолгий путь тебе вполне по силам. Пойдешь со мной?

Под огромным парусиновым навесом у меня создалось впечатление, будто из него и состоит весь лазарет. Теперь же, пусть смутно, в вечернем сумраке я разглядел вокруг множество других шатров и навесов. Стенки многих из них, как и у нас, были для пущей прохлады подобраны кверху, сложены складками и закреплены, словно паруса судна на якоре. Мы ни в один из них не вошли, но довольно долго (на мой взгляд) петляли меж ними, и, наконец, путь привел нас к шатру с опущенными стенками. Шелковый, не из парусины, шатер этот ярко алел в темноте, освещенный огнями свечей изнутри.

– Прежде, – сказала мне Ава, – у нас был огромный собор. Десять тысяч молящихся мог вместить, а сам помещался в одной повозке. Но как раз перед моим вступлением в Орден наши домницеллы велели сжечь его.

– Знаю, – откликнулся я. – Я сам видел, как он горел.

Войдя в шелковый шатер, мы преклонили колени перед незатейливым алтарем, заваленным грудой цветов. Ава начала молиться, а я, ни единой молитвы не знавший, завел безмолвный разговор с кем-то, порой словно живущим прямо во мне, порой же, как выразился ангел из сказки о петухе, казавшимся бесконечно далеким.

На следующее утро, когда все мы проснулись и покончили с завтраком, я отважился спросить Фойлу, не пора ли рассудить спор Гальварда с Мелитоном. В ответ Фойла отрицательно качнула головой, но прежде чем ей удалось сказать хотя бы слово, мой сосед-асцианин объявил:

– Всяк должен служить Народу по мере сил. Вол тянет плуг, пес стережет овец, кот ловит в амбаре мышей. Таким же образом могут служить Народу и мужчины, и женщины, и даже дети.

Фойла одарила нас ослепительной белозубой улыбкой:

– Наш друг тоже хочет историю рассказать!

– Что?! – На миг мне показалось, что Мелитону вправду хватит сил сесть. – И ты собираешься позволить ему… одному из этих… помня о том, что…