Князь из десантуры - Тимур Максютов

Дастан о славной бараньей битве (Из свода «Масуди тарихы», написанного Тимуром аль-Булгари)

…достоинства и мужества аскеров, отстоявших свободу своей родины и не опозоривших славы отцов.

Всемогущий, разгневанный недостойными деяниями человечества, отверз запертые ворота; из азиатских просторов хлынуло войско невиданной силы, уничтожая всё на своём пути подобно степному пожару. Словно неисчислимые стаи огненной саранчи, пронеслись они вихрем, оставляя после себя выжженную пустыню на месте когда-то цветущих городов. Так пал Великий Хорезм; слёзы вдов сливались в ручьи и впадали в кровавую реку, исказившую лик благословенной Персии и гордого Кавказа.

Поздней весной в 620-й год хиджры два туменбаши Чингисхана Субэдей-багатур и Джэбэ-нойон обрушили смерть на объединённое войско урусов и кыпчаков, разгромили его и гнали до самого Днепра. Погиб улубий Мстислав из Кыюва, и многие его родственники, и все беки, и большая часть багатуров. Некому стало сопротивляться татарскому натиску на огромном пространстве от страны шёлка до венгерских рубежей; и лишь Великий Булгар последним утёсом невозмутимо возвышался над бушующей Дешт-и Кыпчак.

Благословенный царь Булгара Габдулла, да продлит Всевышний его годы, предвидел опасность и повелел собрать войско, наточить сабли, заострить копья, оседлать тонконогих коней и выступить в поход.

Злые языки говорят, будто готовился союз для совместного нападения татар и булгар на Русь, но мы не будем повторять гнусные выдумки; и пусть лопнут глаза у лгунов.

Тогда же к царю Габдулле, да прольётся на него чистым дождём небесная благодать, прибыл знаменитый Кояш-батыр, бек Добриша Иджим, которого урусы называют Солнечным Витязем и князем Димитрием. Нам известны его доблесть и храбрость; великую славу стяжал Иджим, сражаясь с татарами на Калке и освободив от них свой улус и город Добриш.

Бек Иджим пленил татарское посольство; но когда узнал, что оно направлялось к Великому царю и испытывая почтение к Габдулле Чельбиру, не медля поспешил доставить посланников и письмо туменбаши Субэдея в Булгар. Послание было наполнено ядом и оскорблениями, слова его подобны отвратительным пиявкам, сосущим навоз; они достойны забвения, и мы не будем приводить их здесь, чтобы не пачкать правдивую чистоту сего дастана, так же как испражнения пачкают белизну первого снега.

Царь Габдулла, да не померкнет его имя в веках, принял бека урусов ласково, назвал его братом и заключил союз против степных язычников. Ибо мудрый знает: крящены так же, как правоверные, почитают Всемилостивого, называя его другим именем; но крящены особо отличают пророка Ису, сына Юсуфа и Мариам, который принял мучительную смерть на кресте от румских солдат. Среди крященов, или людей книги, есть достойные; а украшение их, словно яхонт, венчающий корону – бек Иджим.

Кояш-батыр придумал мудрый план войны против грозного врага, не знавшего поражений. Габдулла Чельбир, да укрепится его рука, сражающая врагов Пророка (мир ему), милостиво одобрил это и повелел своим полководцам действовать по замыслу бека урусов.

Когда татарские тумены вступили на священную землю Булгара, наши не стали сопротивляться, но отступали, заманивая противника вглубь страны. Отходили до самой реки Идель, и привели захватчиков на поле для битвы, которое заранее выбрал хитроумный Иджим. Царь Габдулла, да умножатся его слава и богатства, увидел, как в небе бьются белый сокол и чёрный ястреб; поначалу ястреб одолевал, но белый сокол, теряя перья и истекая кровью, издал грозный крик, бросился на врага и убил его. Властитель решил, что это – добрый знак, и согласился с выбором Кояш-батыра.

На этом поле наши войска выстроились так, чтобы крылья упирались в овраги и реки с болотистыми берегами. Поэтому враг не мог обойти булгарское войско с флангов, а только атаковать в лоб. В середине строя Иджим приказал расположить пеший полк черемисов, а позади этого полка имелся лес, в котором Иджим спрятал небольшой алай сарашей, который возглавил его любимый сардар Хорь. В лесу заранее были подрублены деревья, чтобы их быстро можно было обрушить на нападавших; и эта хитрость была не последняя. Ещё Кояш-батыр придумал вырыть перед пехотным строем множество тайных ям с кольями на дне, а также сделать тын и укрепления из земляных насыпей. Ударный булгарский корпус конных латников он приказал разделить пополам: одна часть встала на правом крыле, а вторая скрылась в большом овраге на левом.

Многие знамения предшествовали сражению: небесные огни падали роем, будто души погибших батыров; слышали люди, как воет волк и тявкает лисица, предсказывая кровавый исход. Буртасы рассказывали, что к ним приходил старец в чёрном одеянии крященского папаза, седой и избитый, и говорил о великой чести погибнуть за свою страну; когда же они хотели под руки провести старца к костру, чтобы угостить бараниной и выслушать, папаз вдруг исчез, словно был сделан из тумана.

Когда татары, измученные долгой погоней, пришли на поле и увидели союзное войско, то возрадовались, говоря: «Наконец-то нам не надо больше скакать, преследуя этих трусов! Нападём на них и убьём сразу всех».

Туменбаши Субэдей распорядился встать лагерем, чтобы отдохнуть перед битвой, повелел зарезать множество овец и раздать хмельную архи, дабы сердца его воинов возвеселились. Но многомудрый Кояш-батыр не дал врагу покоя: ночью на лагерь напали сараши и обстреляли из луков. Стрелы волшебным образом превратились в змей, которые жалили монголов, внушая им ужас; а в крайние кибитки вдруг ударил небесный гром. Тьму осветила огненная вспышка, и стало светло, будто днём; многие из татарских аскеров погибли от пожара и неизвестной силы, ударившей их и швырнувшей наземь, как ураган сдувает степные былинки.

Некоторые говорят, что это пламя не было ниспослано Всевышним, а стало плодом тайного знания самого бека Иджима, умеющего изготавливать огненное зелье. Но нам не дано судить о том, что или кого избирает своим орудием Создатель.

Эти события вызвали такой страх, что в лагере никто не сомкнул глаз до утра, и монголы были измотаны бессонной ночью.

С рассветом, когда татарское войско начало строиться для сражения, на него внезапно напали наши буртасы и башкиры, выпустив тучи стрел. Разгневанный Субэдей бросил на них свой тумен, однако башкиры начали отступать, не приняв боя. Тумен скакал в беспорядке, выкрикивая проклятия и размахивая саблями, пока не домчался до булгарского центра; башкиры и буртасы тем временем, разделившись на сотни, проскакали в оставленные для них коридоры сквозь наш строй, потеряв очень мало людей.

Увидев перед собой пеший полк, монголы обрадовались, сказав: «этих мы точно победим, потому что пешему не убежать от верхового», и бросились в атаку. Но свирепые черемисы храбро сражались, метко стреляя из луков и метая дротики из-за тына и земляных укрытий; когда же монгольские конники прорывались, то их встречали в копья и топоры, выбрасывали из седла специальными палками с крюками на конце, которыми черемисов вооружил бек Иджим; пехотинцы подрезали коням сухожилия и валили их на землю. Многие татары угодили в тайные ямы и приняли там страшную смерть; с обеих сторон тысячи погибли в этой жестокой схватке, но всадники всё же одолели и прорубились сквозь пеший строй, убив больше половины черемисов. Когда же монголы достигли леса, сараши под командованием сардара Хоря обрушили на головы нападающих подрубленные деревья и бросились добивать упавших. Сквозь получившуюся засеку монголам было никак не прорваться, и их атака застряла, как застревает топор в сыром бревне. Крики умирающих, ржание издыхающих коней, треск падающих стволов смешались в ужасный вой; и этот вой был заупокойной песней над погибающим туменом Субэдея.