Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - Чарльз Кловер

Звезда Павловского, кремлевского демиурга, после успешных выборов Путина достигла зенита, и хотя он не занимал официальной должности в администрации нового президента, двое его бывших заместителей возглавили кремлевские комитеты Управления по внутренней политике, и его рекомендация много значила. Учитывая, куда дует политический ветер, он счел Дугина полезным:

Весной Дугин, по всей видимости, получил кремлевского «куратора», то есть ту ключевую фигуру, через которую происходит общение с властью. Практически любая сколько-нибудь заметная политическая организация в России имеет такого куратора: если организация получает куратора, значит, ее удостоили внимания.

Александр Волошин, глава путинской администрации, не помнит, как это произошло (что естественно, ведь на тот момент евразийцы были разве что точкой на кремлевском радаре). Первым в контакт с администрацией президента вступил Павел Зарифуллин, честолюбивый выпускник юрфака, увлекшийся теориями Льва Гумилева еще в старших классах школы. Он вступил в НБП и вместе с той группой из девяти преданных учеников покинул партию вслед за Дугиным. Зарифуллин окончил Казанский университет и в мае переехал в Москву. Он сразу же обратился в Кремль, потребовал встречи с Волошиным от имени «советника спикера Думы Селезнева». После многократных неудач он получил наконец рандеву с Леонидом Ивлевым, одним из заместителей Волошина.

Ивлев принадлежал к тому типу «серых бюрократов», который более всего ценили в Кремле. Отслужив политруком в десантных войсках, он учился затем в аспирантуре кафедры философии Военно-политической академии имени Ленина. С таким военно-идеологическим прошлым он работал, как эвфемистически принято выражаться, «в кадрах». Ивлев попал в Кремль в 1996 году. Военное прошлое, видимо, настроило его благожелательно по отношению к Дугину, чьи «Основы геополитики» в армии высоко ценили.

Кстати пришлось и то обстоятельство, что в Кремле еще не сложилась монолитная политика, как в дальнейшем при Путине. «Это был сплошной хаос», – вспоминал Зарифуллин. Команда Путина только-только занимала места, мало кто уже в точности знал, как надо действовать. В такой ситуации российские бюрократы привыкли считывать сигналы, подаваемые сверху, и по ним ориентироваться. Когда из Кремля звучала воинственная риторика и возрождались советские символы, заигрывание с Дугиным вполне могло показаться разумной страховкой. Группа Дугина тут же использовала расположение Кремля, чтобы раздуть собственную значимость. «Администрация президента – структура аморфная, осьминог, – говорит сподвижник Дугина Коровин. – Одни конечности не знают, чем заняты другие. Стоит получить удостоверение, и к тебе толпами хлынет народ».

Евразийские идеи начали входить в основной дискурс власти. Новое руководство по внешней политике, опубликованное в 2000 году, порицало «усиливающуюся тенденцию к формированию однополярного мира при финансовом и военном доминировании Соединенных Штатов» и призывало к созданию «многополярного мирового порядка». Главным преимуществом России названа «геополитическая позиция как крупнейшего государства Евразии»[399].

Осенью Дугин был представлен Путину. Рассказывать об этой встрече Дугин отказался, но она изменила траекторию его карьеры. Появились спонсоры, контакты, перед ним открылись все двери. Путин и сам, похоже, заинтересовался евразийством: 13 ноября 2000 года впервые в речи главы государства прозвучала поддержка движения. «Россия всегда считала себя евразийской страной», – сказал Путин во время официального визита в Казахстан. Вроде бы не такое уж громкое признание, однако и не случайная реплика, и Дугин сразу же объявил эту речь эпохальной, грандиозной революцией, переменившей все[400].

В конце 2000 года Дугин завязал еще одну судьбоносную связь, на этот раз с обладателем квадратной челюсти, широкой груди, глубокого баса и способности пить не пьянея. Звали его Петр Суслов, он двадцать лет прослужил в КГБ, свободно говорил на португальском, служил в Афганистане, Мозамбике и Анголе в специальном подразделении КГБ «Вымпел», которое осуществляло тайные незаконные операции, в том числе политические убийства.

Выйдя в 1995 году в отставку, он оставался в «активном резерве». Как и о многих других важных контактах Дугина, трудно сказать, где именно они познакомились. Суслов припоминает, как работал вместе с Дугиным в группе консультантов Госдумы при спикере Геннадии Селезневе[401], однако сам Селезнев до своей смерти в 2015 году утверждал, что ни о каком Суслове слыхом не слыхал. По версии Дугина, знакомство было абсолютно случайным, через общих друзей-музыкантов. «Основы геополитики» вновь послужили ему визитной карточкой. Суслов признался, что с огромным интересом прочел эту книгу, и предложил оплатить новое издание – Дугин охотно принял щедрое предложение. Несколько месяцев спустя, в марте 2001 года, они договорились о создании политической партии.

Еще через месяц в московской «Новой газете» появилась очень любопытная статья о Суслове. Юрий Щекочихин, возглавлявший в газете отдел расследования, написал о группе внутри КГБ, которая по собственному почину исподволь готовит восстановление СССР. Он назвал имена Суслова и Владимира Ревского (главу клуба ветеранов КГБ «Честь и достоинство»). Щекочихин, очевидно, незадолго до того встретил где-то во Французских Альпах информатора, которого он называл именем «Алексей». Тот предоставил ему доказательства в виде компьютерных файлов и рассказал в интервью, что с 1991 года работал на ячейку «патриотов госбезопасности»[402]. «Новая газета» опубликовала рассказ «Алексея» в трех выпусках: он рассказал Щекочихину о том, что заговорщики пользуются покровительством высокопоставленных государственных лиц и связаны с деловыми интересами – нефтью, газом, недвижимостью, банками, торговлей оружием и игорным бизнесом. По словам «Алексея», имя Владимира Путина он впервые услышал от своего старшего в этой группе, тот назвал еще несколько имен из окружения Путина, членов так называемого петербургского клана. Наряду с Сусловым как одного из «патриотов» он упомянул друга Суслова Владимира Ревского.

Статья не давала достаточных доказательств правдивости слов «Алексея», но Щекочихин, весьма уважаемый журналист-расследователь и член парламента, поставил свою репутацию на карту, поручившись за информатора. «Что-то все-таки происходит у нас в стране, что заставляет верить Алексею. Вернувшись, я нашел прямое этому доказательство», – писал Щекочихин в конце третьей статьи, обещая продолжение. Но «доказательство», которое Щекочихин упоминал в 2002 году, так и не было предъявлено, серия, в которой должны были выйти четыре статьи, оборвалась на третьей. В следующем году Щекочихин умер от болезни, симптомы которой напоминали радиационное отравление (однако «Новая газета» впоследствии опубликовала статью, в которой утверждалось, что никаких доказательств отравления так и не было обнаружено).