Орел-завоеватель - Саймон Скэрроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, подумала Флавия с грустью, было бы и честнее и милосерднее напрямик сообщить Катону, где находится сейчас Лавиния, и таким образом помочь ему поскорее расстаться со своей первой чистой юношеской влюбленностью.
Лучи закатного солнца, проникавшие в шатер трибуна, заливали одну его половину насыщенным оранжевым светом, отбрасывая в другую длинные темные тени. Лавиния, пристроив голову на мужском плече, перебирала пальцами темные поблескивавшие волоски на груди лежащего рядом с ней человека. Терпкий запах мужского пота наполнял ее ноздри, и она вдыхала и выдыхала его в одном ритме с плавными опаданиями мускулистого торса. Хотя глаза Вителлия были закрыты, девушка знала, что он не спит, ибо его пальцы мягкими касаниями обегали ее ягодицы.
— Как приятно, — промурлыкала она ему в ухо. — Но не останавливайся на этом.
— Ты ненасытна, — пробормотал Вителлий. — Три раза подряд за столь короткое время — это предел возможностей любого мужчины.
Скользнув рукой по его груди и животу, Лавиния взяла в свои тонкие пальчики опавший пенис и осторожно пощекотала головку.
Вителлий поднял свободную руку и вытянул указательный палец — жест побежденного гладиатора, обращающегося к толпе.
— Прошу пощады.
— Я не принимаю капитуляции от мужчин, — хихикнула Лавиния, продолжая свои попытки вызвать в нем отклик.
— Даже от того юнца, с которым недавно имела дело?
Тон реплики заставил Лавинию убрать руку. Она приподнялась на локте и взглянула любовнику в лицо.
— Ты что, ревнуешь? — Лавиния ждала ответа, но Вителлий лишь молча смотрел на нее. — Неужели ты и вправду ревнуешь к этому мальчишке?
— Не такой уж он и мальчишка, если знал, что к чему.
— Но и не мужчина, если время от времени останавливался и спрашивал, что делать дальше.
— Спрашивал? У девушки, еще более юной, чем он сам?
Лавиния улыбнулась:
— У меня имелся кое-какой опыт. Благодаря тебе, мой личный трибун.
Она нагнулась и поцеловала Вителлия в губы, потом медленно провела губами по щетине на его щеках, дойдя до глаз и до лба, прежде чем снова опереться на локоть.
— Я так рада, что мы снова вместе. Трудно высказать, как мне недоставало тебя, твоих ласк. Наверное, я никогда в жизни еще не бывала так счастлива.
— Даже с тем пареньком? — негромко спросил Вителлий. — Ты вполне уверена?
— Конечно, глупый! Я же рассказывала тебе, это случилось после того, как Плиний выгнал меня, застав нас с тобой вместе. Ты помнишь?
— Никогда не забуду! — улыбнулся Вителлий. — Напыщенный глупец и ханжа, вот кто он, твой Плиний.
— Нет, не так уж он плох. Он заботился обо мне. Мне есть за что быть ему благодарной. Честно скажу, первое время мне даже как-то его не хватало. Ну а потом в меня влюбился Катон.
— Что ты вообще нашла в этом сопляке?
Лавиния задумчиво закусила губу.
— Ну, он не так уж дурен собой… высокий, может быть, чересчур худощавый, но с выразительными глазами. И какой-то опечаленный, что ли. Всегда придает слишком большое значение тому, как смотрят на него окружающие. Наверное, мне стало его жаль.
— Вряд ли это достаточная причина, чтобы ложиться с кем-то в постель, — фыркнул Вителлий.
— Да будет тебе! — Лавиния ущипнула его за сосок. — А почему бы мне было и не переспать с ним? Он мне нравился, а с тобой я, живя у госпожи Флавии, встречаться все равно не могла.
— Но ты могла бы и подождать, пока я не найду способ забрать тебя оттуда.
— Тогда мне пришлось бы ждать вечно. Я ведь и сейчас здесь только потому, что мне удалось улизнуть от моей госпожи. Узнай она, где я, мне не миновать порки.
— А ты уверена, что она не знает, где ты сейчас?
— Конечно, не знает. Я скажу ей, что пошла прогуляться и на обратном пути заблудилась. Подозрения у нее, может быть, и появятся, но сомневаюсь, чтобы она догадалась об истинном положении дел. — Лавиния ткнула пальчиком ему в грудь. — Я сказала ей, что ты подкатывался ко мне, но услышал в ответ лишь просьбу оставить меня в покое, потому что я люблю Катона.
— И она тебе поверила? — скептически спросил Вителлий.
— А почему бы и нет? Слушай, может, поговорим о чем-нибудь другом? Вы, мужчины, просто помешаны на верности своих женщин. Хотя сами распутничаете с кем попало.
— Ладно, чего уж там…
Вителлий притянул девушку к себе и поцеловал с удивившей ее страстью. Закрыв глаза, она вдохнула его запах, и голова у нее едва не закружилась от нахлынувшего желания. Слегка отодвинувшись и открыв глаза, она вдруг ощутила, что к ее бедру прижат напрягшийся пенис.
— А ты вроде бы говорил, будто не расположен продолжать.
— Ты умеешь вызвать у мужчины желание, — с улыбкой промолвил Вителлий, ощупывая ее промежность. — Давай посмотрим, что у нас выйдет.
Позднее, уже после захода солнца, в палатку зашел раб, молча зажег лампы и исчез. При бледном свете ламп Лавиния поднялась с постели, зевнула и потянулась, подняв руки над головой. Груди ее всколыхнулись, и Вителлий взвесил одну из них на ладони, восхищаясь ее упругой округлостью. Лавиния выждала несколько мгновений, прежде чем отстранить его руку.
— Ну, хватит тебе! Я должна возвратиться обратно в свою палатку.
— Когда я увижу тебя снова?
— Завтра, после императорского пира. Я приду сюда.
— А ты точно будешь на пиру? — спросил Вителлий.
— Да, буду прислуживать моей госпоже и легату. Жду не дождусь. Так хочется поглядеть, что за увеселения приготовлены для императора. Уж там-то будет чем восхититься.
Лавиния подняла с пола брошенную туда в пылу страсти тунику и стала натягивать ее на себя. Вителлий наблюдал за ней, положив голову на шелковый валик. Глаза его были темными и холодными.
— Лавиния, мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу.
Продев голову в вырез туники и высвобождая длинные локоны, девушка рассеянно спросила:
— Какую услугу?
— Мне нужно, чтобы ты помогла мне пронести кое-что на завтрашний пир. Это сюрприз для императора.
— Что именно?
— Это там, на столе, — сказал он тихо, указав на стоявший в углу низенький черный столик с мраморной столешницей.
Подойдя к нему, Лавиния взяла блеснувший в свете масляных ламп предмет — великолепной работы кинжал в серебряных ножнах, инкрустированных золотом, с извилистыми кельтскими узорами, в которых тлели кроваво-красные рубины. Черную как смоль, до блеска отполированную рукоять тоже венчал рубин, огромный, оправленный в золото.