Убийство девушку не красит - Лидия Ульянова

Думал, что хлынут спасительные слезы, оттого и ушел. Но слезы не шли, стояли комом в горле, горьким сгустком выше желудка. Он ощущал насущную необходимость последнего, пусть одностороннего разговора с отцом, но и разговора не получалось. Кроме единственной фразы, крутящейся в голове: «Прости, отец!»

Вошла мама, легко присела рядом на кровати, неудобно пытаясь обхватить сына за широкие плечи. Не достала и принялась мелко гладить по ближайшему плечу. Произносила какие-то слова, смысла которых он не понимал. Думал о том, что любая человеческая смерть влечет за собой неизбежные печальные хлопоты, спасительные на тот момент: как проводить, где похоронить, чем помянуть. А отец все сделал сам, лишил их даже этой возможности отдать последний долг. Он все и всегда делал и решал сам. Девять дней уже прошли, до сороковин еще далеко…

Когда Сергей спустился вниз, Тимухина уже не было. Катина мама еле слышным привидением убирала со стола. Катин папа тихо разговаривал сам с собой, вороша уголья в камине. Даже собаки скрылись с глаз, бок о бок сплоченно лежали под лестницей.

В накинутой на плечи дохе вернулась с улицы Катя, провожавшая Тимухина до калитки. Тревожно взглянула на Сергея. Казалось, что все притихли в ожидании от него какого-то действия, решения, поступка. Не могли без него понять, что же и как делать дальше. И Сергей Кириллович, привыкший решать за многих людей, вершивший их судьбы, дающий им кусок хлеба, помогающий в беде и безжалостно наказывающий за проступки, внезапно впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему главным. Старшим мужчиной в семье. Всё и всегда сам. Как отец.

Голос его зазвучал не то чтобы громко, а долгожданно:

– Катя, неси с веранды мясо в кастрюле и шампуры. А то мы без шашлыков останемся.

Прошел в прихожую, стал надевать пухлые теплые штаны, валенки. Ольга Петровна облегченно вздохнула, одобрительно поддержала:

– Да, Серенький, папе бы понравилось.

Сергей Кириллович сидел на корточках перед пышущим жаром мангалом, щурил глаза от дыма, разносимого легким ветерком, чувствовал, как через свитер пригревает солнце. Еще час, и скроется, закатится за горизонт и моментально похолодает, вытянутся в длину сосульки, крепче собьется наст.

Сергей любовно переворачивал почти готовые шашлыки, внимательно следил, чтобы мясо не пересохло и не пригорело, не было сырым. Катина мама с крыльца пыталась руководить зятем в этом тонком деле, с качелей ей вторила Ольга Петровна, а Катька со смехом перебивала гастрономический спор:

– Мама! Не трогайте вы его! У него черный пояс по кулинарии.

Катя подбежала, присела рядом на корточки, засунула Сергею под мышку свою руку, мешая, положила голову на плечо. Сергей улыбнулся, накрыл теплой ладонью тонкое запястье.

Катя начала как бы издали:

– Серый, это еще не все…

Голос ее звучал слегка виновато, просительно. Сергей Кириллович наклонил голову набок, тревожно скосил на нее глаза.

– Я, наверно, не вовремя. Но я больше молчать не могу. Я думала, что скажу тебе сегодня. А потом решила, что сегодня не скажу. А теперь…

Она набрала побольше воздуха, приготовившись, но вместо тщательно отрепетированной фразы прозвучала какая-то дикость:

– У меня там не закрытый, а открытый перелом.

Не переставая улыбаться, Сергей Кириллович вопросительно вскинул брови. В принципе он понял, что она пыталась сказать, но очень хотелось подтверждения.

– Я сегодня утром у врача была. У меня там не один ребенок, Сережа. Их там двое. Как ты думаешь, мы можем позволить себе двоих детей?…

Мгновение спустя Сергей, осмыслив сообщение, захохотал. Он смеялся так громко, безудержно, мотая головой из стороны в сторону, переваливаясь с пятки на носок, что на крыльце оглушительно залаяли собаки. На шее его вздулась жилка, а лицо некрасиво покраснело. В воздухе угрожающе запахло подгорающим мясом.

Начиналась новая жизнь.