Сны богов и монстров - Лэйни Тейлор

Каждый народ отправил лучшее, что у него было.

Кроме одного. В красочной палитре отсутствовал один оттенок. На этом празднике не было стелианцев. Только они выступили против грандиозных замыслов магов, но всем, кто сейчас ликовал, это было безразлично. В тот день о стелианцах забыли, их изгнали из мыслей.

Позже все изменилось.

О, божественные звезды, как же изменилось!

Только маги знали, как выбирать, знали, но никому не рассказывали. Они проводили испытания втайне от всех: просто с каждым днем число претендентов сокращалось и неудачники бесславно уносили свои надежды, гордость и замыслы туда, откуда прибыли.

День за днем число оставленных становилось все меньше. И вот перед магами выстроились двенадцать – и маги, глядя на них, одобрительно улыбались.

В тот день двенадцать лучших отринули прежнюю жизнь и стали Искателями, первыми и единственными. Их разбили на две шестерки, две команды, которым предстояли две разных дороги. Они тренировались, чтобы лучше соответствовать предназначению. Они менялись. С ними… кое-что сделали. С их душами – бесплотной сущностью, для которой тело – только сосуд. Маги все корпели, и содержание двенадцати сосудов стало другим. Им предстоял новый труд, великий труд, и для его свершения они теперь подходили лучше.

Им предстояло стать следопытами неосвоенных пространств, Теми, кто несет свет, покорителями мирового Континуума. Глава Магического совета объяснял им:

– Вселенные лежат друг на друге, как страницы книги, но в Континууме каждая такая страница бесконечна, а книга не имеет конца.

Никто никогда не надеялся достичь края Вселенной. Края просто не существовало. Следопыту, отправившемуся вдоль страницы, не суждено было увидеть конец пути. Планеты и звезды, да. Миры, вакуум, снова и снова. Без предела.

Чтобы совершить прорыв, нужно было двигаться не вдоль плоскости, а от одного слоя Континуума к другому. Так кончик пера способен проколоть страницу и оставить штрих на следующей. Маги обучили их, как это сделать, и именно в этом заключалась теперь задача Искателей: проницать границы и оставлять «запись» в каждом новом мире.

Шестеро в одном направлении, шестеро – в противоположном. Теперь до конца жизни расстояние между командами будет только возрастать, бессчетно, до бесконечности. Венец достижений очень старого мира, дерзкая мечта: создать карту Великого Сущего, принести свет во все пределы Континуума. Открывать двери в новые миры, идти вперед, от одной вселенной до другой. Познавать и, познавая, включать в пределы ойкумены.

Шестерка становилась для Искателя всем: товарищами, семьей, опорой, защитой. И конечно, любовью. Помимо основной задачи им поручили произвести наследников, чтобы обретенное знание не пропало. Трое мужчин и три женщины; им, по воле магов, предстояло рожать не детей, но «тех, кто унаследует знание».

Они должны были стать прародителями нового племени: высокая честь. Элазаэль и Разгут, Иаот и Двира, Клео и Ариэт. Путь определен; с небес любуются божественные звезды. Во имя славы всего племени серафимов. Величайшее деяние, которое никогда не будет забыто. Их запомнят в веках, и в один непредставимый день в далеком будущем они – или их потомки – вернутся домой. В Мелиз.

Мелиз, первый и последний, Мелиз вечный. Родной мир серафимов.

Их всегда будут помнить. Будут преклоняться. Искатели. Герои своего народа, Те, кто прокладывает пути, светочи среди тьмы. Увенчанные славой.

Ох, злая беда случилась!

Беда.

Смех, терзающий, словно зубная боль.

Случилось иное.

Нет нет нет нет!!!

Случился Катаклизм.

Мечта была простой, ясной и страшной. Пронзить небо.

Получится?

Невозможно! Нельзя!

Получилось.

Не каждый слой Континуума раскрывался, не каждый мир в бесконечной последовательности был готов принять свет. Справедливость этого запрета Искатели познали на собственном опыте, когда стало уже поздно.

Существовала несказанная тьма, и гигантские монстры, громадные, как миры, плавали в ней.

Шестеро отворили дорогу тьме. Разгут и Элазаэль, Иаот и Двира, Клео и Ариэт. Они не собирались. Их вины в том не было.

Если, конечно, не считать, что виноваты были все-таки они. Они соорудили портал, ведущий слишком далеко.

Откуда им было знать?

Их предупреждали стелианцы.

Откуда им было знать, что к стелианцам надо прислушиваться? Они были поглощены обрушившейся на них славой избранности. О, слава!

Беда, ох беда!

Сколько порталов они уже открыли к тому времени? Сколько миров «связали светом»? Сколько миров оставили без всякой защиты? В панике и отчаянии шестеро мчались обратно в сторону Мелиза, запечатывая за собой порталы. И всякий раз с ужасом наблюдали, как чудовища взламывали их и приближались. И жрали, жрали… Избранные не смогли удержать Тварей вдали от Мелиза. Их не научили, как это сделать. И так, мир за миром, страница за страницей книги судеб становилась Великой Пустотой – тьмой, в которой нет места ничему иному.

Хуже никогда не было и быть не могло; случайно или по умыслу, во все времена, во всех пространствах. Их вина.

И наконец, между Мелизом и Катаклизмом не осталось больше миров. Мелиз первый и последний, Мелиз вечный. Искатели вернулись домой, и Твари вошли по их следам.

И поглотили Мелиз.

66

Больше, чем спасение

Элиза проснулась – и решила, что все еще спит. Сон во сне, пробуждение во сне. Теперь ей нужно выдернуть сознание вверх, слой за слоем, но как определить, где искривленная реальность сновидения переходит в явь?

Она сидела на ступеньке. По крайней мере, ступенька была настоящей. Рядом переминалась крошечная девушка – но не ребенок. Подросток с кукольным личиком и широко раскрытыми глазами. И глаза эти смотрели на Элизу.

Девушка громко сглотнула и с запинкой произнесла на плохом английском:

– Ммм… привет… Все… нормально?

– Нормально? – недоуменно переспросила Элиза.

Девушка, похоже, приняла реплику Элизы за ответ на свой вопрос.

– Прости, – сказала она обессиленно.

Ее глаза по-прежнему были широко распахнуты и не мигали. Элиза перевела взгляд на стоящего рядом с девушкой парня.

– Мы не думали, – сказал он. – Мы не знали… что… так выйдет. Они просто… выросли.

Это он про крылья.

В этом сновидении у Элизы за плечами росли крылья. Пробудившись – если это слово годится для описания перехода из одного сновидения в другое, – а, пожалуй, все-таки не годится, но за неимением других слов оставим его, – она ощутила в себе перемены; ощутила как данность, что нередко случается в снах. И сейчас Элиза повернула голову и убедилась в том, что и так уже знала.