Загадка шотландского браслета - Анна Штерн

Фонарик, выпавший из рук Вики, лежал неподалеку и освещал пыльный пол комнаты. Недолго думая, девушка схватила его и начала лихорадочно переводить луч света из одного угла комнаты в другой, пытаясь понять, находилась она в ней одна или нет. Дыхание ее участилось, а сердце забилось о ребра, как запертая в клетку птица. «Почему меня привели именно в эту комнату?», – лихорадочно пыталась понять девушка, одновременно прислушиваясь к шорохам вокруг. Изредка то тут, тот там раздавались скрипы половиц, слышалось тихое шуршание, но понять, человек это или мышь, завывания ветра или дух полковника, скрипело ли это дерево или где-то рядом стоял Брюс, просто не представлялось возможным.

Продолжать стоять, как изваяние, не имело никакого смысла, и Вика это прекрасно понимала. Ей оставалось либо покинуть комнату, либо остаться тут в ожидании чего-то или кого-то. Решив, что безопаснее ретироваться, девушка начала медленно пятиться назад к двери, как вдруг случайно задела пяткой стоявшую сзади коробку. Звук удара огласил комнату, и Вика от страха и неожиданности задержала дыхание. «Я пропала, я выдала себя», – думала девушка, замерев в оцепенение. Но ничего не произошло: никто не бросился на нее. Обернувшись, Вика увидела на полу ту самую коробку, что пару секунд назад задела нагой. Она уже видела ее сегодня днем, когда пыталась навести порядок в этой комнате. Коробку, в отличие от других, перевязали бечевкой из-за чего Вика не стала проверять ее содержимое на наличие хлама, от которого стоило избавиться, и просто отставила коробку в угол, решив открыть ее вместе с Брюсом. Сейчас же Вике подумалось, что данное обстоятельство выглядело крайне странным. Все остальные коробки, во-первых, были просто прикрыты пыльными крышками, а во-вторых, не выглядели новее.

Наклонившись, девушка еще раз осмотрела находку. Она определённо выглядела немного старше других, виденных ею ранее и, судя по тому как плотно ее перевязали веревкой и как сильно впилась веревка в крепкий картон, ее никто не открывал с тех самых пор, как она попала в эту комнату. Не до конца осознавая свои действия, Виктория положила фонарик на пол и взялась за пыльную бечевку, опоясывавшую коробку. Узел оказался таким плотным, что как девушка ни старалась, она так и не смогла развязать его и только до боли натерла кончики пальцев, пытаясь сделать это. Вспомнив, что днем на одной из полок комнаты она оставила нож для бумаги, девушка так тихо, как только могла, на цыпочках подошла к секции, стоявшей у стены. Пол скрипел при каждом ее шаге и сердце девушки сжималось каждый раз после очередного скрипа, но ей все же удалось добраться до ножа и обратно до коробки без каких-либо происшествий. Как показалось ей самой, она все же находилась одна в этой комнате. Тем не менее Вика считала разумным соблюдать тишину насколько это возможно.

Острое лезвие ножа легко прорвало волокна бечёвки, освободив девушке доступ к крышке коробки. Осторожно, словно крышка была сделана их хрусталя, Виктория приподняла ее и хотела уже так же осторожно положить в сторону, как вдруг из-под крышки вырвался на волю целый рой мелких мушек. Вскрикнув от неожиданности, Виктория резко отпрянула назад, выронив картонную крышку из рук. Зажав рукой рот от отвращения, девушка все же решила вернуться к коробке, несмотря на то, что страх и предчувствие чего-то весьма неприятного окутывали ее с головы до ног.

В коробке сверху лежал ворох скомканных газет, слегка пожелтевших от времени. Одна за другой девушка начала вытаскивать газеты наружу. Пару раз ей в глаза бросились даты выпуска газет в печать: 1988, 1989, 1990. То есть тот, кто когда-то сложил их в эту коробку, жил в доме во второй половине ХХ века. «Этим человеком могла являться, как тетя Энн, так и мать Брюса – Лиза», – подумала Вика.

Когда последний ком смятых газет оказался вызволен наружу, Вика увидела на дне коробки замотанный в мешковину предмет. Стоило девушке прикоснуться к нему, как ее словно пронзил электрический разряд. Острая боль от прикосновения молнией прошла сквозь левую руку девушки, мгновенно распространилась по всему телу и горячим пламенем осела в правом запястье, на котором раньше Вика носила подаренный Брюсом браслет. В глазах Вики потемнело от боли, ее резко затошнило, но девушка все же не потеряла сознания и, превозмогая боль, вновь потянулась к предмету. Во второй раз при прикосновении острой боли не возникло, но рука девушки продолжала болеть, словно ее и вправду опустили в костер. Действуя лишь одной рукой, Вика размотала ткань и вытащила наружу то, что кто-то спрятал в коробке много лет назад. Хоть девушка уже успела догадаться, что являлось содержимым этой коробки, реальность оказалась куда более отталкивающей, нежели Вика себе представляла: взору Виктории предстала потемневшая, затвердевшая и сморщенная отрезанная кисть полковника Бэйли. Знаки, некогда нарисованные Беатрис, стали еда различимы, такой темной стала кожа, почти как кожа египетских мумий, увиденных Викой совсем недавно в Британском музее. Пластины, заменявшие ногти, окислились и из серебристых стали тускло-зелеными. Сама кисть некогда крупного и сильного мужчины усохла настолько, что мало чем отличалась по размеру от кисти Вики.

Девушка с омерзением смотрела на отрубленную конечность, борясь с тошнотой, уже подходившей к горлу. «Какая гадость, – пронеслось в голове у Вики, – нужно скорее от этого избавиться, – решила она». Стоило ей только подумать об этом, как в голове словно щелкнуло, и девушка с удивительной ясностью вспомнила пожар, чуть не убивший полковника и превративший его в чудовище с озлобленным сердцем и помутившимся рассудком.

– Огонь! – вслух сказала Вика по-русски, – мне нужен огонь. С огня все началось, огонь и сможет положить конец проклятию.

Виктория не знала, откуда у нее появилась такая уверенность, но сердцем чувствовала, что права. Не желая терять времени, замотав отрубленную кисть обратно в мешковину и прихватив фонарик и нож для бумаги, Вика уже хотела быстро направиться к выходу из комнаты, но резкая боль в руке не позволила ей этого сделать. Запястье жгло так, что в глазах темнело от боли и, чтобы не кричать, Виктория, что ей мочи, кусала губы, от чего на них выступали капельки крови.

«Я все равно должна сделать это. Чего бы мне это ни стоило», – думала Вика, облокотившись о стену, чтобы не упасть. Пот холодными капельками выступил у нее на лбу, но девушка не выронила кисти и фонарика. Набрав полные легкие воздуха, она сделала шаг к двери, затем другой, потом третий. Добравшись до нее, Вика передохнула пару секунд и посмотрела на свою руку. Хоть по ощущениям та и горела от боли, как от огня, внешне это никак не проявилось и кисть, а также запястье выглядели вполне нормальными. «Это все у меня в голове. Вполне вероятно, что я схожу сума», – на секунду подумалось Вике, но она тут же отогнала от себя эти мысли, понимая, что сейчас не время для размышлений.

Прислушавшись и не услышав ничего, кроме уже ставшего привычным завывания ветра и скрипа старых деревянных половиц, Виктория приоткрыла дверь. В коридоре второго этажа стояла тишина. Как бы ни было страшно Вике, она все же осмелилась осветить фонариком коридор, понимая, что тем самым могла легко выдать себя. Но, на ее счастье, в коридоре никого не оказалось, и свет от фонарика не привлек ничье внимание.