Сердце дракона. Том 16 - Кирилл Клеванский

— Ты смеешь думать, что знаешь, для чего я был создан, маленькая звезда?

Мужчина выпрямился. Он утер пот со лба и, открыв флягу, отпил воды. После этого он все так же спокойно вернулся к своей работе.

— Мой свет, — произнес он. — покрывает все земли. Земли истинные и земли ложные. От края смертных, до простор Фае. Я вижу выжженные долины демонов, я знаю, что творится в крае Бессмертных. Я знаю все о Седьмом Небе. Так что — да, Неназываемый. Я смею думать то, что мне пожелается.

— И именно поэтому я и пришел к тебе, Ирмарил, — произнесла пустота. — мне нужна твоя помощь.

Мужчина засмеялся. И смех его звучал звоном золотых монет.

— Разве так просят о помощи? С угрозами и недомолвками.

— Ну уж прости — по другому я не умею.

Мужчина выпрямился и посмотрел куда-то в сторону.

— Я вижу тебя, — произнес он.

— Я знаю, — ответила пустота. — ты правильно сказал — твой свет простирается надо всем, что есть в этом мире. Так что ты должен знать о всех перерождениях Миристаль.

— Перерождения… что они, как не отражение в осколках разбитого зеркала. Перерождения душа учится новыми опыту. И судьба её иная. Моя Миристаль погибла тогда, когда попыталась спасти от тебя своего друга.

— И если бы не она, Черный Генерал был бы уничтожен.

Ирмарил вновь засмеялся.

— Ты знаешь, Неназываемый, что сил всего мира не хватило бы, чтобы уничтожить созданное же вами… существо, — последнее слово Ирмарил произнес с презрением. С презрением и… опаской.

Пустота ответила не сразу.

— За такие слова ты можешь поплатиться жизнью, — прозвучало под сводом.

— И что дальше, Неназываемый? — столь опасные слова никак не тронули сердце мужчины. — Ты уничтожишь меня, а я появлюсь вновь. И ничего не изменится.

Этого не было видно, но ощущалось, как взгляд пустоты сместился на приставленные ко входу в пещеру лук и стрелы. Ростовой лук, выточенный из рогов оленя Седьмых Небес, тетива из его жил. Стрелы из ветвей Дерева, растущего посреди стихии Огня. Перья из крыльев птиц, бороздящих стихию Воздуха.

Не было на Седьмом Небе стрелка более могучего и меткого, чем Ирмарил.

Своим выстрелом во время войны он мог поразить тварь на расстоянии, когда её не могли узреть даже Старшие Боги.

— Мне нужно, чтобы ты помог отыскать мне одного смертного.

— Смертного? — удивился мужчина. — с каких пор, Неназываемый, ты интересуешься жизнью смертных.

Пустота промолчала.

— Разве те, кого ты поработил — феи, не служат тебе доносчиками на несчастных, коим не повезло обратить на себя твой интерес?

Пустота вновь не ответила.

— Ах да, как же я мог забыть — ведь ты же связан теми же законами, что и все мы.

— Он носит в себе осколок души Генерала.

Мужчина наклонился и заменил очередной цветок в ковре под ногами.

— А чего еще вы ожидали, когда разбили его душу и развеяли по миру? Я видел целый орден смертных — носителей его осколков. Так что тебе нужно быть поконкретнее, Неназываемый.

Пустота ответила не сразу. Будто решала, что именно стоит говорить, а чему лучше остаться в безмолвии.

— Он хранит в себе самый крупный осколок из всех. После того, как он поглотил другие, то этот осколок не многим меньше запертого на горе.

— Хм, — протянул мужчина. — Интересно…

Он вдруг посмотрел себе под ноги.

Прошло мгновение и затем он вернулся к своим делам.

— И что ты скажешь, Дневная Звезда?

Дневная Звезда… давно его так никто не называл. Это было его прозвище в их троице, когда Генерал еще посещал вечерние сады. Он всегда приходил к ним утром, когда Ирмарил и Миристаль могли быть вместе. И потому они называли его…

— Я скажу, что и говорил прежде, Неназываемый. Уходи. Мне нет дела до возни богов и смертных. Я лишь свет. А свет равно освещает и святых и обреченных. Ступай. Тебе здесь не рады.

— Я этого не забуду, Ирмарил.

Ничего не изменилось, но ощущение чужого присутствия исчезло.

Мужчина же, не изменившись в лице, продолжил свое дело.

Макушка Абрахама исчезла в окне. Лэтэя заправила волосы за уши и снова посмотрела на небо.

— Иногда, Хаджар, мне кажется, что за мной оттуда кто-то наблюдает, — произнесла она. — И от того мне легко на душе. Будто кто-то очень… родной. Кто-то очень… любимый. Но это чувство, как забытый сон — приходит волнами и так же волнами отступает.

Хаджар посмотрел на небо.

Он никогда не любил звезды.

Холодные и беспристрастные.

— А как же Алестан?

Лэтэя повернулся к нему с недоумение во взгляде.

— Он просто друг из моего детства, — ответила она. — Мы с ним вместе играли и дурачились. Не более того.

— Интересно, что думает он на этот счет, — прошептал Хаджар, после чего уже чуть громче добавил. — Пойдем, Лэтэя. Уверен, Шенси действительно что-то придумал.

— Не понимаю, почему ты ему доверяешь.

— Не доверяю. Но в данный момент мы союзники, заинтересованные в одном и том же — этого достаточно.

Вместе они вернулись в комнату. Достаточно просторную, чтобы вместить две кровати, несколько шкафов и круглый стол, за которым и собрался разросшийся отряд, принявший в свои ряда Алестана.

Стоило Лэтэи появиться в комнате, как взгляд юноши был мгновенно к ней прикован. Ее оставалась никаких сомнений в том, что тот был влюблен в принцессу своего клана. Но, как это часто бывает, это видели все, кроме самой Лэтэи.

Дела сердечные.

Порой они казались Хаджару сложнее любой войны и пути развития. Хоть и имели в совей основе больше схожего, чем различного. Возможно, если бы рядом находился Эйнен, то смог бы пофилософствовать на эту тему. А Хаджар смог бы попросить друга перестать попросту сотрясать воздух.

— Итак, — Шенси задымил трубку, закинул ноги на стол и расплылся на стуле. — Мне кажется, ваш умный, хитроумный, остроумный и еще всячески — умный предводитель сообразил, как нам провернуть дельце по спасению батюшки Реи.

— Реи? — переспросил Алестан.

— Память отшибло? — прищурился Шенси.

— А, да, — Алестан бросил быстрый взгляд в сторону Лэтэи. — прошу прощения.

— Да воздастся тем, кто вопросит прощения и будут они прощены и путь их к праотцам вымащен…

— Абраха-а-а-м, — с угрозой протянула Иция.

— Да, дорогая? Ах, ну да, я сбился с мысли. Кстати, господа, вы когда-нибудь слышали постулат о том, что мир будет унаследован теми, кто владеет оружием, но знает, что лучше держать его в ножнах.