Ястреб халифа - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я помогу тебе отобрать людей для похода, – усмехнулся старый вазир.
– Ты не знаешь цели моего похода, – спокойно отозвался Тарик.
– На все воля Всевышнего – но иногда случается так, что стрела, выпущенная по куропатке, попадает в твоего сокола. А еще случается так, что, желая спугнуть куропатку, попадаешь ей в глаз.
– И все же ты многого не знаешь, – покачал головой нерегиль и стал подыматься с грязной старой подушки.
– Я знаю достаточно, – и Исхак мягко остановил его, взяв за расшитый край рукава. – Тебе приказано привезти почтеннейшего шейха в столицу.
– Да, – Тарик кивнул.
– Халиф Аммар не может отдать другого приказа. Орден Джамийа вот уже более столетия находится под покровительством халифов: ведомство вакфа[65]перечисляет суфиям в ар-Русафа огромные пожертвования верующих. Все настоятели обителей джамийитов пожалованы шароварами верных служителей престола. Вот почему наш повелитель – да умножит Всевышний его годы! – приказал тебе привезти почтеннейшего шейха живым и невредимым.
– Как драгоценную вазу, – мягко поправил Тарик, не изменившись в лице.
– Но это невозможно, – глава тайной стражи развел руками.
Нерегиль прищурился. А вазир улыбнулся:
– Шейх не последует за тобой, как породистая верблюдица за вожаком стада. Тебе придется принять бой. Только так ты сможешь захватить его живым.
Нерегиль молча, не шевелясь, смотрел на него.
– Ах вот оно что, – нахмурился ибн Худайр.
Помолчав, вазир мрачно покачал головой:
– За такое ты легко не отделаешься. Ослушника подвергают суровой каре. Я не хочу расставлять людей в толпе, которая сбежится к мосту через Тиджр, чтобы посмотреть, как тебя подвешивают на срединной перекладине.
Тарик лишь пожал плечами.
– Ты не знаешь, на что идешь, – тихо проговорил ибн Худайр. – Тебя не казнят – если ты на это надеешься. Убить тебя не позволяет Договор – ты же подарен нам ангелами. Но тебе от этого, самийа, будет только хуже – поверь мне.
Нерегиль молча отвернулся.
– Я хочу оказать тебе услугу, – вазир легонько наклонился вперед и заговорил очень, очень тихо: – Возьми и-Джама живым. А по дороге он… умрет.
– Ты ничего не знаешь об и-Джаме, – спокойно отозвался Тарик, продолжая глядеть в ночное небо окна.
– Чего же я не знаю, интересно? – Вазир начинал злиться – в конце концов, если сумеречнику не терпелось попасть в застенок, а потом на перекладину моста – что ж, воля его, а его, Исхака, терпение уже начинало истощаться. – Он травит учеников гашишем, и они выполняют любой его приказ – это что, тайна?
– Для того чтобы заставить любого из вас – в том числе и тебя, Исхак, – выполнить любой свой приказ, и-Джам не нуждается в гашише, – ответил сумеречник.
Тут ибн Худайр расхохотался:
– Ты что же, веришь этим простонародным россказням о тасарруф?[66]
– А ты нет? Айша тоже не верила в призраков Красного замка, – усмехнулся нерегиль.
Вазир досадливо поморщился: называть женщину эмира верующих по имени считалось вопиющим нарушением этикета. И жестко ответил:
– Я знаю многих достойных шейхов, десятилетиями живущих в аскезе и строгости, посте и молитве. И ни один из них не подтвердил мне, что тасарруф и таваджжух[67], химмат[68]и передача барака[69]совершаются суфиями. Более того, они говорят, что даже упоминание таких вещей ведет к язычеству и оскверняет молитву.
– У тебя на редкость приличные знакомые, о Исхак, – недобро улыбнулся Тарик. – И они сказали тебе истинную правду. Но запомни, человек: все, что ты перечислил, делается дервишами ордена Джамийа и их шейхом. Только называется все это иначе, и гораздо короче.
– И как же? – мрачно поинтересовался вазир.
– Черная магия, – отрезал Тарик. – Он одержимый, этот ваш и-Джам. И я не смогу его захватить живым. И даже если смогу, твои люди не смогут его убить, Исхак. Потому что шейха джамийитов уже нельзя убить простым оружием.
Старый вазир надолго замолчал.
В комнате слышались лишь потрескивание светильника в нише да шорохи из-за занавески, за которую забились женщины. Сабит с сыновьями давно пали лицом вниз и не шевелились, ожидая, когда господин вызовет людей, и те свяжут всех одной веревкой и поведут к Тиджру.
– Что скажешь, о Хасан? – Начальник тайной стражи тихо спросил кого-то, кто сидел у стены за спинами слуг.
Командующий Правой гвардией поднял голову и отвел от лица широкий край чалмы:
– Я полагаю, что господин нерегиль знает, что говорит. Если он говорит, что здесь замешаны чернокнижники, значит, так оно и есть. Однако я и сам подозревал нечто подобное. Обычному человеку было не под силу одолеть моего почтенного дядю.
Нерегиль широко раскрыл изумленные глаза, и Исхак ибн Худайр почувствовал себя польщенным. Хасан ибн Ахмад тоже заметил удивление Тарика и пояснил:
– Почтеннейший Зу-н-Нун приходится мне дядей по матери. Теперь, когда джамийиты нанесли оскорбление нашей семье и убили старшего дядю, трех двоюродных братьев и всех шестерых племянников, наш род будет мстить. Ты окажешь мне честь, сейид, если примешь меня и двух моих сыновей в свой отряд. Я приведу тебе пятьдесят копий, и – клянусь Убивающим! – мы будем свирепы в битве и верны тебе.
– Все, кто пойдет за мной завтра утром, рискуют головой, – сказал Тарик. – Ты готов пойти на смерть ради мести, о Хасан?
– Все, кто пойдет за тобой завтра утром, рискуют больше, чем головой, – ответил командующий Правой гвардией. – Вот почему мы переправили свои семьи в земли Бану Марнадиш, подальше от столицы. Жить нам или умереть – на все воля Всевышнего. Все мы пыль на Его пальцах, о Тарик. Но пыль бывает разная – бывает из камня, а бывает из дерьма.
– Хорошо сказано, – наклонил голову нерегиль.
– Я буду молить Всевышнего о вашей победе и, если повелитель верующих прикажет вам есть хлеб мертвых, о быстрой смерти, – вздохнул ибн Худайр. – Я говорил с тем мальчиком-ханеттой, Саидом. Он возьмет свою сотню – они молоды и горячи, и каждый из них желал бы умереть как шахид. А уж какая смерть им достанется – на все воля Всевышнего. Он милостивый, прощающий…