Невернесс - Дэвид Зинделл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не бойся потерять себя. Есть часть и есть целое, и существуют они одновременно.
— Я человек! Я никогда не буду одним из Стаи.
— Ну что ж, людям — женщинам — Старой Земли почти что удалось создать всепланетное сознание. Десять миллиардов людей подобны нервным клеткам мозга. Соприкасаясь, беседуя, совокупляясь, дерясь и распевая песни, они взаимодействуют, как синапсы мозговых клеток.
— Почему же мы потерпели неудачу?
— А почему человеческий детеныш отрывает крылышки у мух?
— Я не хочу быть частью всепланетного мозга.
— А вот он хочет, чтобы ты побыл частью… целого. Хотя бы какое-то время.
— Нет-нет.
— Вот потому-то наши предки и потерпели неудачу. Зарождающееся сознание Матери-Земли погубила собственная юношеская беззаботность. Строго говоря, оно вообще не родилось — его части так по-настоящему и не стали целым.
— Я думаю, земляне тоже боялись.
— Да просто они были глупые, ха-ха! Разве рыба не воспринимает море только как воду, в которой плавает? Что знает отдельная клетка твоего мозга о математике, музыке или любви? Мы не можем сознавать всех параметров целого, но можем воспринимать некоторые его действия.
— Чем же занимаются десять тысяч ваших стай?
— Они творят чудеса! Разве мы не боги? Мы — мозг Агатанге, и когда мы плачем, то идет дождь, а когда вздыхаем — дует ветер. Кораллы, умирая в нужных местах, строят из своих скелетов океанские рифы. Мы создаем новые виды, когда возникает необходимость, а то и просто для забавы. Есть и другие вещи, высшего порядка — экология, гармония… мы трепещем, говоря тебе о них, мы очень бы хотели тебе рассказать, мы просто должны, но…
— Но что?
— Но ты слишком глуп для этого, ха-ха! Как глупы, впрочем, и все отдельно взятые агатангиты — Балюсилюсталу, Муму и Пакупакупаку. Но у нас по крайней мере есть понятие целого. Оно — это мы, и оно знает о нас.
— А киты?
— Киты для нас то же, что кора для более примитивных частей твоего мозга. Можно сказать, что киты — это душа Агатанге, но это было бы упрощением.
— Какая сложная иерархия, сколько слоев у вашего разума. Я все-таки боюсь потерять себя.
— Глупый ты, глупый человек! Голограмма сохраняется — все сохраняется.
— Я боюсь, и точка.
Я боялся не того, что всепланетное сознание поглотит меня. Как может человек с волосами, пальцами и математическим мышлением раствориться в стае тюленеобразных существ? Даже если им под силу изменить мое тело и мой мозг по своему капризу — а я вынужден был признать, что им это под силу, — для чего им это надо? Какую ценность для божественной расы представляет Мэллори Рингесс, простой пилот архаического Ордена? Нет — я боялся, что мою индивидуальность уничтожит вирус, внедренный ими в меня. Чем дольше я плавал со Стаей и чем успешнее «выздоравливал» мой мозг, тем сильнее я боялся.
Шли дни, и я постоянно убеждался, какую огромную власть имеют агатангиты над материей и сознанием. (А также, чтобы завершить полумистический пятиугольник механиков, над энергией, пространством-временем и информацией.) Я заметил, что там, где плавает Стая, никогда не бывает дождя и сильного ветра, который вызывал бы большие волны. Даже акулы почему-то держались на расстоянии. Эти изящные, обтекаемые убийцы поедали только немногих, очень старых агатангитов, готовых «следовать дальше», как выражались там. Молодняк — детей — акулы не трогали. Я не понимал, как могут Муму и Сиселека подплывать к большой белой акуле и нахально касаться ее плавников своими. Для меня было тайной, зачем они вообще это делают — разве что для того, чтобы показать мне свою любовь ко всему живому и, что еще важнее, любовь всего живого к себе. Только однажды усомнился я в их власти. Только однажды природа доказала, что поддается их контролю не больше, чем солнце — контролю подсолнуха.
В океане откуда ни возьмись появилась стая касаток с рядами конических зубов и мрачным оскалом. В мгновение ока они разорвали на части и сожрали Сиселеку и еще семерых. Крови в воде было столько, что даже акулы обезумели. Началась бойня — акулы, глотая воду, гибли без видимых причин. В суматохе один из китов прорвался в середину Стаи и проглотил, словно устриц, восемь вопящих детей. Наевшись — он не мог не насытиться, — он подцепил хвостом еще одного ребенка и выбросил его из воды над головами матерей прямо в пасть другой касатке. Три раза кит повторял этот трюк, и каждый раз дитя исчезало в животе ухмыляющегося, черного с белым чудища. Потом касатки уплыли столь же внезапно, как появились, и красные воды успокоились.
Стая долго рыдала, вскрикивала, свистела и стонала. Несколько матерей уволокли меня под воду, окружив толщей своих содрогающихся тел. Но касатки пропали, и песня Стаи вновь наполнила море. Возможно, агатангиты вели счет своим потерям или просто успокаивали друг друга. Возможно, они занимались своими «высшими материями». Меня привели в ужас опасности, грозящие мне как изнутри, так и снаружи. Мне хотелось одного: вернуться на свой остров и залезть на дерево, где я буду в безопасности. Поющие голоса между тем становились все спокойнее и гармоничнее: визг и лай превращались в слова, а слова — в мысли.
— Такова цена — даром ничего не дается, ха-ха!
— Но вы же боги! Ты сказала, что когда вы плачете, идет дождь.
— В глубине души мы остаемся людьми и плачем, когда видим кровь.
— Ты сказала, что киты — боги высшего порядка. Я не понимаю — они что, безумны?
— Это все долги, грехи наших отцов. Сознание Агатанге не совсем целостное, не совсем совершенно. Такова цена.
— Расскажи мне про этих касаток.
— Слушай музыку вздымающихся волн.
— Выходит, часть вашего всепланетного мозга безумна?
— Слушай шорох плывущих облаков.
— Скажи мне правду.
— Слушай биение собственного сердца.
— Нет!
— Плата. Изъяны. Вселенная несовершенна.
— И мой мозг тоже болен? Что ваш вирус сделает со мной?
— Но вселенная и совершенна в то же время, и твой мозг тоже совершенен или будет таким. И ты не должен употреблять слово «вирус». Говори «божественное семя». Оно создано для тебя одного. Разум наших стай окружил тебя и создал модель твоего мозга. Наш разум — это компьютер, наподобие акашикских компьютеров твоего Ордена или нейросхем твоего корабля. Только гораздо мощнее и глубже, о да! Разве мы не боги? А твой мозг — это безупречная голограмма. И разве в каждой части голограммы не содержится информации о целом? В наших бакулах, подключенных к компьютеру нашего разума, мы создаем божественное семя, «считывающее» голограмму