Туннель времени - Мюррей Лейнстер

Их посадочная площадка была голой скалой из того, что казалось базальтовыми многоугольниками, похожими на Гигантскую Гать в Ирландии, на Земле. Все вокруг было твердым. Камни, которые на других планетах находятся под слоем почвы, здесь были повсюду. Никакой почвы не было вообще, как не было и микроскопической жизни, которая точила бы камни и создавала почву, в которой могли бы обитать более крупные формы жизни. Голые камни были причиной того, что все цвета вокруг были ослепительно яркими, такими сияющими, каких не было нигде, кроме земной луны. Никакой растительности, естественно, не было тоже.

Почему–то это производило шокирующее впечатление. Команда корабля не могла оторвать глаз от этого ландшафта, но никто не произнес ни слова. Слева от посадочной площадки плескалось безбрежное темное море. В глубь континента уходили горы и долины. Но горы не были наклонными. У основания утесов громоздились кучи обломков, но это были всего лишь обломки. Ни малейшего островка лишайников. Ни травинки. Ни мха. Ни листочка. Ничего.

Воздух был пуст. Ничто не летало. Правда, они увидели облака, а небо было даже голубым, хотя и более насыщенного, чем на Земле, оттенка, поскольку не было никаких растений, которые могли бы заставлять камень трескаться, образуя пыль, или, разлагаясь, сами ее образовывать.

Море было неистово беспокойным. Огромные волны неслись к резкой береговой линии, с бесчувственной жестокостью обрушиваясь на нее и разлетаясь на клочья пены. Но пена оседала — чересчур быстро — и снова оставляла бушующую воду угрожающе темной. Где–то далеко над самым горизонтом нависли черные облака, изливавшие в воду потоки дождя, и сверкала молния. Но пейзаж был совершенно безжизненным и почему–то производил гораздо более угнетающее впечатление, чем даже покрытая кратерами и пылью земная луна.

Кохрейн очень осторожно выглянул наружу. Алисия немного нерешительно подошла к нему.

— Джонни сейчас спит. Сначала он никак не мог уснуть, и все время, пока мы были в невесомости, был очень подавлен. Но в тот же миг, как мы приземлились, он уснул. Ему нужен отдых. Мы могли бы… просто остаться здесь, пока он не выспится?

Кохрейн кивнул. Алисия улыбнулась ему и ушла. На ее щеке все еще багровел синяк. Она спустилась туда, где была нужна своему мужу. Холден сказал сурово:

— Этот мир — никчемный. Так же, как и ее муж.

— Подожди, пока мы не проверим воздух, — рассеяно сказал Кохрейн.

— Я уже проверил его, — равнодушно ответил Холден, — вышел в шлюз и вдохнул через приоткрытый внешний люк. Я не умер, поэтому открыл дверь. Здесь пахнет камнями. Вот и все. Воздухом вполне можно дышать. Вероятно, океан поглотил все растворимые газы, а ядовитые газы растворимы. Если бы они не были растворимыми, то не могли бы быть ядовитыми.

— Хм, — задумался Кохрейн.

К нему подошел Джеймисон.

— Мы же не собираемся здесь оставаться, правда? — спросил он. — Мне это не нравится. На Луне достаточно противно, но там, по крайней мере, ничто не может жить. А здесь могло бы жить что угодно. Но не живет! Мне здесь не нравится!

— Мы останемся здесь по меньшей мере до тех пор, пока Джонни не выспится. Правда, я хочу, чтобы Белл снял здесь все, что сможет. Возможно, не для передачи, а для деловых целей. Мне понадобятся фотографии, чтобы подкрепить сделку.

Джеймисон ушел. Холден сказал безо всякого интереса:

— Ты не заключишь на эту планету ни одной сделки! Можешь делать с ней что угодно. Мне лично не нужно никакой доли в ней!

Кохрейн пожал плечами.

— Кстати, о вещах, в которых тебе не нужно никакой доли. Что там с Джонни Симмзом? Скажи как психиатр, к какому результату приведет та история с пребыванием в темноте всю ночь, когда его чуть не заклевали до смерти? Что это ему даст? Психопаты такие, потому что они не могут взглянуть в лицо реальности, или потому что им никогда не приходилось это делать?

Холден смотрел вдоль немыслимо безжизненного побережья, на далекий шторм. Плотные облака не пропускали солнечный свет, и под ними было совсем темно. Море пенилось, опадало, и тут же снова оказывалось свободным от пены. Из–за того, что там не было ни планктона, ни микроскопических животных, ни липких крошечных органических существ, которые могли бы придать воде такие свойства, чтобы пена держалась долго. Там, в бушующей дали, гремел гром, но не было никого, кто мог бы его услышать. Безбрежный мир заливал солнечный свет, который некому было увидеть. На планету сходила ночь, в которой никто не спал, а где–то сейчас уже занимался рассвет, но никто ему не радовался.

— Только взгляни на это, Джед, — печально сказал Холден. — Вот реальность, в лицо которой никто из нас не хочет смотреть! Все мы в большей или меньшей степени беглецы от того, чего мы страшимся — вот реальность. Это реально, и это заставляет меня чувствовать себя маленьким и бесполезным. Поэтому мне не нравится смотреть на него. Джонни Симмз не хочет сталкиваться с тем, с чем должен столкнуться каждый взрослый человек. Это заставляет его чувствовать себя бесполезным. Так что он выбрал себе более приятную роль, чем роль реалиста.

Кохрейн кивнул.

— Но вчера ночью эта роль вовлекла его в очень даже реалистичную неприятность, из которой он не смог бы выбраться! Сможет ли это изменить его?

— Возможно, — сказал Холден безо всякого выражения в голосе. — Раньше душевнобольных бросали в ямы со змеями. Если они были людьми, использовавшими безумие для бегства от реальности, это заставляло их вернуться обратно к реальности, чтобы выбраться из ямы со змеями. Шоковая терапия, которую использовали в более поздние времена, была основана на том же эффекте. Теперь мы чересчур мягки, чтобы использовать какое–либо из этих средств. Но Джонни задал себе работенку. Разница в том, что с этих пор он никогда больше не захочет остаться в одиночестве хотя бы на миг, и никогда не сможет решиться рассердиться на кого–нибудь, или рассердить кого–то. Ты чуть не придушил его, а он сбежал, и это было плохо! Поэтому я полагаю, что Джонни теперь будет очень хорошим маленьким мальчиком в теле взрослого мужчины.

И горько добавил:

— Алисия будет очень счастлива, ухаживая за ним.

И через миг:

— Я смотрю на всю эту ситуацию так же, как и на этот пейзаж.

Кохрейн ничего не сказал. Холдену нравилась Алисия. Даже слишком. Но это все равно ничего не изменило бы. Тем не менее, он все же сменил тему.

— Я думаю, что эта планета — очень неплохой выбор. Ты считаешь, что здесь нет ничего хорошего. Я хочу поговорить с компаниями, производящими хлореллу. Они выращивают съедобные дрожжи в чанах, а хлореллу в баках, и производят значительное количество пищи. Но им приходится выращивать свою продукцию в помещениях, и они должны уйму сил затрачивать на то, чтобы поддерживать стерильность. Здесь они смогут сеять свою хлореллу прямо в океаны! Они смогут выращивать дрожжи в озерах, на открытом воздухе! Предположим, они будут использовать этот мир, чтобы выращивать чудовищные количества неаппетитной, но полезной пищи, в некотором отношении — дикорастущей. Это будет хорошим обратным грузом для кораблей, которые повезут колонистов на другие наши планеты. Я думаю, — добавил он задумчиво, — они будут транспортировать ее насыпью, предварительно высушенную.