Меррик - Энн Райс

– Нет, это не так. Ну, скажем, к примеру, что ты прав, чтоколдовство тут ни при чем, что в тебе говорит только душевный порыв, так хочули я, чтобы она еще больше тебя полюбила? Нет, решительно нет. Мы с тобой даликлятву ничем не навредить этой женщине, не разрушить ее крепкий смертный мирнашими желаниями! Сдержи свою клятву, если ты любишь ее так сильно, Луи, –это и будет наилучшим проявлением любви. Иными словами, оставь ее в покое.

– Я не могу это сделать, – прошептал он, покачавголовой. – Она заслуживает правды и должна знать то, что говорит мнесердце. Ничего из этого никогда не выйдет, но она должна знать, что я ейпредан, что она вытеснила из моей души горе, которое могло бы меня уничтожить.Впрочем, оно властно надо мной и до сих пор.

– Это невыносимо, – сказал я, злясь на Меррик. –Предлагаю навестить Оук-Хейвен. Но ты должен впредь меня во всем слушаться.Если удастся, я попытаюсь приблизиться к окну и разбудить ее. Лучше всего этосделать перед самым рассветом, когда она останется одна на первом этаже.Возможно, мне даже удастся войти внутрь. Еще недавно я счел бы такой шагподлым. Но помни, что ты должен во всем слушаться меня.

Луи кивнул.

– Я хочу быть рядом с ней, но сначала мне нужно насытиться.Нельзя, чтобы при нашем с ней свидании меня мучила жажда. Пойдем со мной наохоту. А потом, глубокой ночью, мы приблизимся к Обители.

Очень скоро мы нашли себе по жертве.

В час или в два ночи мы подошли к Оук-Хейвен. Как я инадеялся, дом был погружен во мрак. Все спали. Мне понадобилось всего несколькосекунд, чтобы окинуть взглядом библиотеку.

Меррик там не было. Не было и привычной бутылки рома состаканом. А когда я прошелся по верхним галереям, ступая как можно тише, то необнаружил Меррик и в ее спальне.

Я вернулся к Луи, поджидавшему меня среди густо растущихдубов.

– В Обители ее нет. Похоже, мы ошиблись в расчетах. Должнобыть, она у себя дома. Ждет, наверное, когда ее колдовство возымеет действие.

– Ты не можешь и дальше презирать ее за это, –огрызнулся Луи. – Дэвид, ради всего святого позволь мне одному пойти кней.

– Даже не надейся, – ответил я.

Мы двинулись по направлению к городу.

– Ты не можешь явиться к ней, преисполненный такого презрения, –сказал Луи. – Позволь мне поговорить с ней. Ты не можешь мне помешать. Утебя нет права.

– Нет, я буду присутствовать при вашем разговоре, –холодно ответил я, не собираясь сдавать свои позиции.

Едва мы подошли к старому дому в Новом Орлеане, я сразупонял, что Меррик у себя.

Приказав Луи обождать, я обошел ее владения, точно так, какделал это несколько ночей тому назад, желая убедиться, что смотритель отослан.Так оно и оказалось. Я вернулся к Луи и сказал, что мы можем войти.

Не стоило и сомневаться, что Меррик в спальне. Гостинаяничего для нее не значила. Она любила только комнату Большой Нанэнн.

– Я хочу пойти один, – заявил Луи. – Можешьподождать меня здесь, если угодно.

Луи оказался на крыльце, прежде чем я успел шевельнуться. Ятут же догнал его – как раз в тот момент, когда он открывал сверкнувшуюзеркальным стеклом незапертую дверь.

Войдя в дом, мы направились в расположенную в переднейполовине большую спальню. Я отставал от Луи на полшага.

Меррик, как всегда прелестная, в платье из красного шелка,поднялась с кресла-качалки и полетела к Луи, раскрыв объятия.

Я насторожился, ожидая самого худшего. Сердце мое готовобыло расколоться пополам. Комнату, погруженную в приятный полумрак, озарялилишь свечи.

Я не мог не видеть, что эти двое, Луи и Меррик, любят другдруга. Я молча смотрел, как Луи целует Меррик, как длинными белыми пальцамигладит по волосам. Я молча смотрел, как он дотрагивается губами до ее изящнойшеи.

Наконец он отстранился и тяжело вздохнул.

– Значит, все-таки колдовство? – спросил он у нее, новопрос на самом деле предназначался мне. – Это колдовство, раз я ни о чемне думаю, кроме тебя, куда бы я ни шел и что бы ни делал? Это колдовство, когдав каждой своей жертве я вижу тебя? Подумай об этом, Меррик, подумай о том, что явынужден делать, чтобы выжить. Прошу тебя, оставь свои мечтания. Подумай, какуюужасную цену я плачу за это бессмертие. Подумай, в каком аду я живу.

– А если я буду рядом с тобой в этом аду? – спросилаМеррик. – Буду дарить тебе утешение, когда пламя разгорится вовсю? Мои днии ночи без тебя были настоящим адом. Я понимаю твои страдания. Я знала о нихеще до того, как мы впервые взглянули друг другу в глаза.

– Скажи ему правду, Меррик, – велел я, стоя удверей. – Найди достойные слова. Он сразу догадается, если ты солжешь. Тыведь его приворожила? И мне тоже не лги, Меррик.

Она отстранилась от него и взглянула на меня.

– А что для тебя означало мое колдовство, Дэвид? –спросила она. – Что это было, кроме отдельных видений?

Ты почувствовал желание? – Она перевела взгляд наЛуи. – А ты чего ждешь от меня, Луи? Хочешь услышать, что моя душа попалак тебе в рабство точно так же, как твоя душа теперь готова во всем повиноватьсямне? Если это колдовство, то мы приворожили друг друга, Луи. Дэвид знает, что яговорю правду.

Как ни старался, я не смог уличить ее во лжи. Я чувствовал,что она что-то скрывает, но не мог докопаться ни до одной из ее тайн. Она оченьхорошо охраняла свои мысли.

– Все это игры, – сказал я. – Чего ты добиваешься?

– Нет, Дэвид, ты не должен с ней так говорить, – сказалЛуи. – Я этого не потерплю. Теперь ступай и позволь мне побеседовать с нейнаедине. Ей со мной ничего не грозит. Иди же, Дэвид. Дай нам побыть вдвоем.Иначе клянусь, друг, нам придется с тобой сразиться.

– Дэвид, прошу тебя, – вступила в разговорМеррик. – Позволь мне провести с ним эти несколько часов, а потом всебудет так, как ты захочешь. Я хочу побыть с ним. Хочу поговорить с ним. Хочуубедить Луи, что тот призрак лгал. Я должна это сделать без спешки, мне нужнаинтимная и доверительная обстановка.

Меррик подошла ко мне, шурша красным шелком. Я уловил запахее духов. Она обняла меня, и я почувствовал сквозь тонкий шелк тепло ее груди.

– Тебе нужно уйти, Дэвид. Прошу – подчинись, – ласковопопросила она и сочувственно взглянула мне в глаза.

Никогда за все годы, что я ее знал, желал ее и скучал поней, не чувствовал я столь сильной боли, как сейчас, ничто не ранило меня такжестоко, как эта простая просьба.