Искушение фараона - Паулина Гейдж

Охваченная волнением, она села на постели.

– Бакмут, принеси мне гороскоп на месяц фаменот, – приказала она.

Девушка встала со своей подстилки и подошла к стоявшему у стены ящику.

«Я ведь так и не взглянула в гороскоп, – думала Шеритра. – Отец предупредил, что предсказания не сулят ничего хорошего, но месяц уже на исходе, скоро наступит фармути, так что теперь это уже не важно». И все же, взяв у Бакмут свиток, она развернула его с трепетом. Как и говорил Хаэмуас, гороскоп предсказывал одно только дурное. «Не вставай сегодня с постели… Не ешь вечером мяса… Посвяти день молитвам и не ложись спать, дабы избежать гнева богов… Помни, твое спасение – Нил… Беги от любви, словно от страшной болезни…»

Папирус свернулся в ее руке, и Шеритра отдала его Бакмут.

– Убери подальше, – сказала она и опять легла. «Как это понимать: Нил – мое спасение? – вновь и вновь вопрошала она себя. – И почему это я должна бежать от любви? И от чьей любви? От любви отца? Табубы? Хармина?» Она уснула, так и не разрешив этих загадок, и даже во сне ее не покидало легкое беспокойство, запавшее в душу после подслушанного разговора. Впервые за все время ее радость была чем-то омрачена. Несколько раз она просыпалась, и ей чудилось, что она слышит какие-то звуки, но всякий раз оказывалось, что дом погружен в глубокий покой и тишину.

На следующее утро к ней в спальню зашла Табуба, чтобы узнать, не заболела ли царевна, – солнце уже стояло высоко, и час завтрака давно миновал. Она была по-прежнему грациозна и изящна, заботлива и мила, и Шеритра, взяв себя в руки и стараясь не обращать внимания на сдавившую виски головную боль, заставила себя встать и отправиться в купальню.

– Почему ты поднялась сегодня так поздно, царевна? – спросила ее Табуба. Она стояла перед девушкой на коленях, втирая масло в кожу ног. – У тебя утомленный вид, словно ты совсем не отдыхала, и мышцы напряжены.

Шеритра ничего не ответила. Она стояла закрыв глаза и с удивительной остротой и ясностью ощущала все, что происходит с ее телом, – и тупое постукивание в голове, и густой, приторный запах ароматического масла, и мокрые волосы, тяжелой гривой лежащие на плечах, и журчание воды, утекавшей в специальные отверстия в полу купальни, но больше всего она чувствовала, как ее тела касаются сильные, уверенные, волнующие пальцы Табубы. «Чуть выше, Табуба, – думала разморенная Шеритра. – Пусть твои длинные, жадные пальцы погладят мне бедра». И, словно Табуба подслушала ее мысли, руки женщины поднялись выше и стали нежно гладить мягкую кожу. Шеритра забыла обо всем, полностью отдавшись одному только этому ощущению.

Остаток утра прошел без особых событий. Шеритра с Табубой сидели в ее спальне, беседуя о разных пустяках, но в своей собеседнице девушка не могла не заметить некоторой необычной отстраненности. Мысли Табубы явно были заняты чем-то посторонним, хотя она тщательно это скрывала. Едва окончилась полуденная трапеза, хозяйка дома попросила извинения и скрылась в своих покоях.

После дневного сна Хармин и Шеритра в сопровождении Бакмут и стражника прогуливались в пальмовой роще, направляясь к тому месту, которое не видно из окон дома. Воин встал на страже у дорожки, но его тоже было не видно за деревьями. Бакмут расстелила циновку, разложила разные игры и удалилась на такое расстояние, чтобы не слышать, о чем говорят господа.

Шеритра удобно устроилась на коврике. Все ее ощущения по-прежнему оставались на удивление обостренными и яркими – она чувствовала каждую каплю собственного пота, выступившего на теле в полуденную жару, слышала сухой шелест запыленных пальмовых листьев над головой, треск сухих веток, придавленных циновкой. К ягодице прилип тонкий прутик. Хармин наклонился прямо перед ней, чтобы придвинуть к себе игральную доску, и от аромата исходивших от него благовоний у девушки закружилась голова.

Волосы он перевязал белой лентой, спадавшей ему на спину, и, глядя на яркую полоску белого полотна, так четко выделявшуюся на фоне его черных как ночь волос, Шеритра почувствовала, что ей становится нехорошо. Он бросил на нее веселый взгляд, улыбнулся.

– Во что бы ты хотела сыграть сегодня, царевна? – спросил он. – Или просто посидим и побездельничаем?

Она словно зачарованная смотрела, как двигаются его изящные губы, как поднимается и опускается кадык.

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, – сказала она.

Он усмехнулся и молча показал пальцем туда, где стояла Бакмут.

– Может, сыграем в собак и шакалов? Или в кости? Шеритра, ты не заболела?

– Нет. Да. Я чувствую себя как-то странно, Хармин. Давай сыграем в сеннет.

Он, на секунду задумавшись, достал доску и вытряхнул из коробочки фишки для игры.

– Прекрасно. Желает ли царевна играть круглыми фишками?

– Нет, длинными.

Они вместе расставили фишки и принялись бросать кости, чтобы узнать, кому делать первый ход.

– Твоя матушка была нынче утром чем-то озабочена, – проговорила Шеритра. – Я надеюсь, ничего страшного не произошло? Может быть, Хармин, настало время мне возвращаться домой?

Вопрос прозвучал не слишком серьезно, и молодой человек рассмеялся.

– Смотри, у тебя выпала единица, – сказал он. – Бросай снова и ходи. Уверяю тебя, ничего не случилось, у нас все в порядке. Возможно, на маму плохо действует жара.

Но она любит жару, – возразила Шеритра. – О, Хармин, смотри, пять, пять и четыре! У тебя отлично получается. Нет, наверное, я все это сама придумала. Жара плохо действует на меня. Надо искупаться. Жаль, что у вас нет большого бассейна, потому что в это время года я не очень люблю плавать в реке. Извини, – потянувшись вперед, она передвинула одну из его фигур, – ты неверно сосчитал.

– Мне не хотелось ставить фишку в Дом Нейт, – глухо произнес он, и Шеритра, удивленная его волнением, подняла глаза. Он судорожно перевел дыхание и не отрываясь смотрел на доску, туда, где свои сети расставила богиня воды. – Этот Дом приносит несчастье.

– Несчастье приносит жульничество! – поддразнивала она его, но он не отвечал. Настала ее очередь. Шеритре выпало четыре единицы и двойка, и девушка чувствовала, как он возносит богам страстную мольбу, чтобы они послали ему удачу и фишка оказалась бы на выбранном им поле. Заметив его волнение, Шеритра решила придержать язык.

Он бросил кости, выпало единица и двойка.

– Ты можешь и этой фишкой сходить, – заметила она, – а вот эта должна встать на поле Дома рыбачьих снастей.

Хармин провел пальцем по губе. Шеритра видела, что на лбу у него выступили капельки пота.

– Нет, – тихо проговорил он. – Я могу уступить тебе эту фишку, но не стану переходить с одного несчастливого поля на другое.

– Как хочешь, – ответила она, – но тогда получается, что я двигаюсь прямиком к Дому красоты, и все, что мне остается, – это перепрыгнуть через воду.