Властелин Сонхи - Ирина Коблова

На подвластных землях он уже подчинил себе почти все Накопители. Маги удирали без оглядки, чтобы строить козни на окраинах, где они пока еще могли пользоваться своей силой. Ха, скоро им будет дохлый чворк на блюде вместо магии!

Порой думалось: в детстве у него было мало игрушек, и сколько раз он плакал, глядя на витрины с армиями оловянных солдатиков и сборными деревянными замками – зато теперь он Властелин Сонхи и может играть с настоящими солдатиками и городами, и никто ему не указ, и Эдмару он рано или поздно за все отомстит.

Кем следовал за Дирвеном, как на привязи – словно тень, которая прячется во тьме потайных закоулков. Выжидал момента. Пока золотой обруч на голове у Повелителя Артефактов, кольцо на пальце, а медальон на шее, вору ловить нечего. Отнимать у Дирвена амулеты полезет только набитый дурак.

Если бы непобедимый угробец хоть на минуту снял или уронил одну из трех составляющих… Но он даже ванну принимал, не расставаясь с Наследием Заввы. Вот и оставалось ждать удобного случая, уповая на милость Госпожи Вероятностей и воровского бога Ланки.

Кемурт уже приспособился к такой жизни. Из секретных коридоров выбирался только по нужде, когда в уборных никого не было, да за едой, которую таскал по ночам на кухне. Спал урывками, в самых укромных закутках возле прачечной или кладовки с униформой для прислуги. И всякий раз его мучило беспокойство: вдруг именно сейчас выпал шанс увести королевский артефакт, а его не оказалось рядом, чтоб этим шансом воспользоваться?

Хуже всего – знать, что от тебя слишком многое зависит: остановить вторжение ларвезийской армии в Овдабу, защитить алендийских ведьм от преследований, а горожан от произвола королевских бандитов, избавиться от вурваны, которая убивает по несколько человек в день – все это станет возможным, только если Кемурт выполнит то, за что взялся. Он в полной мере ощутил, что такое «груз ответственности». От этого впору спятить.

Бартогский торговец штучным товаром папаша Ванжеф – так он отрекомендовался – брюзжал, призывая в свидетели богов и таможенников, что других таких криворуких раздолбаев, как его работники, свет не видывал. У него не хватало трех пальцев, правый глаз был стеклянный, зато левый смотрел из-под кустистой черновато-седой брови с бывалым прищуром. На месте другой брови багровел след от старого ожога.

Увечье не мешало ему колесить по дорогам, он и ларвезийскую границу пересек с грузом музыкальных шкатулок, шарманок, настольных и настенных часов, театральных биноклей и заводных игрушек: в Бартоге рынок забит таким товаром, а в Ларвезе, небось, со свистом уйдет! Судя по внушительным размерам фургона, загроможденного сундуками и ящиками, пусти его в Ларвезу – и здесь тоже рынок будет забит, но таможенникам хоть бы что. Они разжились шкатулками, часами и биноклями, вытрясли из папаши Ванжефа пошлину за въезд и «подмазку» – выполнили свою работу в полном объеме, дальнейшее их не касалось.

– Шевелитесь, бездельники! – торговец в сердцах погрозил хлыстом своим помощникам и пояснил пограничному офицеру, говорившему по-бартогски:

– Эх, напрасно я, сударь, с этой шантрапой связался. Напросились в услужение, чтоб задарма вернуться домой, а мне с них никакой пользы, только пиво хлестать да кулаками махать горазды. Из студентов, приезжали к нам учиться инженерному делу, но неспособные оказались, выгнали их отовсюду.

Работники, двое молодых парней, накануне с кем-то подрались, и результаты этого события были налицо – вот и все, что можно сказать об их наружности. Опухшие рожи с фингалами и прочими следами побоев: знатно их отволтузили. Надо думать, поделом.

– Наймите других, – равнодушно посоветовал таможенник.

– Э, нет, эти негодяи уже задаток прокутили, пускай отработают!

Негодяи угрюмо зыркали на хозяина, но помалкивали.

Фургон покатил дальше, пыля по дороге. За ним увязались, точно слепни за быком, три-четыре кучки оборванцев – то ли из местных, то ли пришли из-за кордона, кто их разберет. Разбойники и мародеры, преследующие добычу. Или, если угодно, агенты прикрытия, сопровождающие диверсионную группу в составе мастера-подрывника и двух магов.

Крепость Треген была невелика по размерам, зато стояла на крутом холме. Построенная из серого кирпича, с круглым донжоном и зубчатыми стенами, по-овдейски добротная, она была последним пунктом назначения на проложенном через лесистые косогоры Северном тракте. Дальше ехать некуда: впереди хребет с ледниками, облачными лежбищами и пещерами, в которых гнездятся сны да птицы.

Вокруг располагались палатки, костры, люди, собаки, лошади, походные кухни, точь-в-точь как на батальном полотне «День перед штурмом» или «Твердыня в осаде». Хотя осаждали Треген только службисты, явившиеся с донесениями к высокому начальству.

Притулившаяся у подножия холма конечная почтовая станция с постоялым двором была битком набита абенгартской знатью – хуже, чем городская ночлежка зимней ночью. И обстановка под стать ночлежке: из открытых окон второго этажа неслась ругань – это не хозяева распекали нерадивых слуг, а цвет овдейского общества делил гостиничные тазики и тюфяки. Хенгеда прошла мимо с отстраненным выражением на лице. Она бы до такого не опустилась.

Ее определили на жительство в четырехместную палатку вместе с другой девицей-агентом, магичкой преклонных лет и супругой министерского чиновника, все они вели себя, как воспитанные дамы в стесненных обстоятельствах, а здесь… Ни дисциплины, ни благородной сдержанности. Еще и на дуэль друг друга вызовут, потому что каждая сторона почитает себя оскорбленной, а началось все с тазиков.

На дороге, которая вела к воротам Трегена, ей попалась навстречу баронесса Тарликенц – в темно-красном с черным галуном дорожном костюме и черных перчатках, с черной гривой дерзко разметавшихся волос и алыми, как у сытой вурваны, губами. Хенгеда разок видела ее в Аленде, уже после переворота – значит, ей тоже удалось оттуда выбраться. Можно не гадать, зачем эта мерзавка наведывалась в Треген: выпрашивать амулеты. И ведь ушла не с пустыми руками, наверняка ей выдали, что получше – не за личные заслуги, а за родственные связи.

Мало того, что баронесса, хоть и амулетчица, не состояла на государственной службе, а жила в свое удовольствие, так она еще и вовсю распутничала, давая пищу для сплетен. Этого Хенгеда Кренглиц не понимала. Даже так: НЕ ПОНИМАЛА. Хотя ей ли осуждать Лимгеду Тарликенц – после Хеледики?..

Но ведь это было совсем другое, яростно возразила себе Хенгеда: одно дело – поддаться чарам песчаной ведьмы, и совсем не то – совратить несовершеннолетнюю воспитанницу. Второе гнусно и недопустимо. И все об этом знают, но закрывают глаза: надо делать вид, что ничего не происходит, влиятельные овдейские семьи не выдают своих отпрысков на растерзание правосудию.

Хвала богам, Хенгеда с этой развратной особой не водила знакомства, они даже представлены друг другу не были. Так что она баронессу проигнорировала, а та и вовсе не удостоила ее вниманием: что за дело Лимгеде до какой-то скромной барышни в застегнутой под горло серо-коричневой жакетке и вязаном капоре мышиного цвета?