Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

— Да, я понял. Большое вам спасибо, сэр.

— Вы слишком мягко с ним обошлись, босс.

— Бедный малый, — отозвался Барнаби, поворачивая ключ в замке. — Не слишком ловкий, не очень умный, из кожи вон лезет, чтобы угодить. Ему всего-то и нужно что доброе слово.

— Тогда он выбрал себе чертовски неподходящую работу, — буркнул Трой.

Вспоминая о том, какой одинокой, подавленной и обессиленной выглядела Сара Лоусон во время их первой беседы тут, в коттедже, Барнаби был поражен тем, насколько явно ее отсутствие сказалось на жилище. Дом как будто съежился. Все здесь застыло, замерло, тишина казалась мертвой и какой-то стерильной. Появилось ощущение, будто попал в редко посещаемый музей.

Даже Трой это почувствовал. Он нерешительно топтался на ярких потрепанных ковриках, затем спросил:

— Как думаете, откуда начнем?

— Я посмотрю здесь, а ты берись за следующее помещение.

Трой вздохнул. Ему вспомнились грязные тарелки, и он решил прежде всего разобраться с раковиной, чтобы отделаться от самого неприятного. Одна тарелка уже успела обрасти зеленовато-серым пушком.

После этого он выдвинул ящики буфета, старинного уэльского, с узкими открытыми полками наверху для расставляемых стоймя тарелок. Деревянные ложки, старые, но выточенные вручную. Масса кухонной посуды и утвари всех цветов и стилей. Миски и блюда, сплошь расписанные цветочками, рыбками, звездочками и прочей дребеденью. Прямо-таки лавка старьевщика. Трою это напомнило кухню матери, где все — вплоть до кухонных полотенец — было выдержано в духе «Деревенского дневника эдвардианской леди»[71]. Как видно, дневник этот и Саре Лоусон открыл глаза на домашний обиход.

Бог знает почему, Барнаби тянул время, не торопясь начать обыск. Это было на него не похоже. Рыться в чужих вещах самого интимного свойства составляло неизбежную часть полицейской рутины. Он попытался избавиться от ощущения неловкости, но ни капли в этом не преуспел, пока не выкинул из головы злосчастный образ заключенной в камеру Сары Лоусон.

Он начал с маленького письменного столика, обведенного медными перильцами по краям. Столик был завален использованными чековыми книжками, счетами, бумажными листами, в большинстве своем содержащими карандашные наброски. Он надеялся найти что-нибудь очень личное, вроде записки, письма или фотографии, но был обманут в своих ожиданиях. Ничего не отыскалось ни между книжных страниц, ни в конвертах с виниловыми пластинками, которые Сара явно предпочитала кассетам и дискам.

А вдруг она просто не могла себе позволить сиди-плеер? Это предположение заставило Барнаби задуматься о том, как у подозреваемой обстояло дело с финансами. Насколько Сара Лоусон нуждалась в деньгах? Бедствовала она или нет?

Старший инспектор прекрасно понимал, что у среднего класса и рабочих разные представления о бедности. Да, Сара не имела телевизора, но скорее не из-за отсутствия денег, как подозревал Барнаби, а из принципиальных убеждений.

Какой-то доход у нее все же был. За свои три часа в неделю она могла получать от силы фунтов шестьдесят-семьдесят. Как можно прожить на такие деньги, оплачивая налоги и счета за газ, электричество и телефон, при этом еще содержать машину?

Правда, состояние дома выдавало, что лишних денег у нее не водилось. Однако в голове никак не укладывалось, что она решила участвовать в таком отвратительном и опасном предприятии, как похищение и насилие над невинным человеком, ради куска в несколько тысяч фунтов, потребных для ремонта коттеджа.

— Взгляните-ка на это, босс, — позвал Трой.

Он разбирал последнюю стопку книг возле окна и держал в руках монографию о Пикассо. Книга была открыта на репродукции портрета Доры Маар.

— Ну, взглянул. И что?

Барнаби ожидал услышать, что в рисунках малышовой группы, которую посещала Талиса Лин, больше смысла, что даже полный профан поймет, какая это чушь.

— Нет, вы только посмотрите. — Трой с книжкой в руках опустился на старый диван. — У нее один глаз красный и косит вправо, другой зеленый и смотрит влево, а лицо вообще желтое!

— Никто не совершенен в этом мире, — не моргнув глазом присвоил себе чужую мудрость Барнаби.

— Что он хотел этим сказать, как считаете?

— Понятия не имею.

— А я вот думаю, — Трой обвел сердитым жестом полки с книгами, витражи, пластинки, искореженную кучу глины на мраморной подставке, — зачем все это?

— Чтобы сделать жизнь более сносной, как многие полагают.

— А мне так дайте добрый перепих и двойной скотч каждый день.

— Пошли наверх, — вздохнул Барнаби и уже на крошечной площадке распорядился: — За тобой ванная комната и туалет.

Спальня была всего одна. Длинная и узкая, она тянулась вдоль всего дома и имела два окна в разных концах. На медных карнизах висели шторы из тусклого синего бархата без подкладки.

Барнаби выглянул из окна, выходившего в переулок, и увидел на противоположной стороне трех деревенских кумушек. Они смотрели на дом, но, заметив полицейского, дружно отвернулись и о чем-то оживленно заговорили. Старший инспектор нисколько не сомневался, что весть о его с Троем присутствии в коттедже (как и долгом отсутствии Сары Лоусон) мигом разнесется по деревенской «горячей линии».

Он сосредоточил внимание на комнате, которая выглядела настолько же аскетичной и суровой, насколько нижняя была щедра на яркие краски. Диван, обитый жатым коричневым бархатом. У изголовья кровати плетенная из пальмового волокна табуретка, на ней — блюдо с россыпью удивительной раскраски камешков, роман Барбары Трапидо[72] в бумажной обложке, горшочек с медом.

Голые стены были побелены, а поверх покрашены в бирюзовый цвет, но таким тонким слоем, что белый, проступая, создавал эффект лучезарного сияния. Витавший в воздухе тонкий аромат исходил от букетика белых фиалок в подставке для яйца на старинном бельевом сундуке. Комнату переполнял солнечный свет.

Барнаби бережно составил сосуд с фиалками на пол и приоткрывал крышку сундука, когда вошел Трой.

— Там полный отстой, босс. Одна старая ванна на чугунных лапах.

— Да ну? — рассеянно отозвался Барнаби, перекладывая стираную, но неглаженую одежду — рубашки, блузки и длинную юбку с рисунком из диких ирисов.

— Смотрю, и у вас то же самое старье. Правда, теперь ветошь, которой ваша бабка терла спину своему муженьку, может стоить целое состояние.