Воины Клевера - Максим Волосатый

Она обвиняюще уставилась на Ланью, как будто это он лично был виноват, что в Красном Замке не найти вечерних платьев. Но молчала она недолго.

– Так там-то Шатун наш и попался. И, надо отдать ему должное, быстренько сумел общий язык с ней найти. Ну, ты ж его знаешь, болтун тот еще…

Ланья криво ухмыльнулся, соглашаясь. Сова продолжала говорить, подшучивая, рассказывая, улыбаясь, а Ирил смотрел перед собой и пытался хоть как-то зацепиться за жизнь. Получалось плохо.

Вечеринки, работа, сжатие информации, новые люди, разработки в Улитарте, солнце, ветер, жизнь, Сова… Тор. Сова. Тор и Сова. Все проходит мимо, а он тупо лежит на кровати и изображает из себя памятник герою. Будь проклят этот паралич!

– Что с тобой? – Сова наконец заметила, что с лицом у него что-то не так. – Тебе плохо?

– Да, – кивнул Ланья. Даже ненавистные врачи сейчас лучше, чем эта безвыходность. Пусть хоть что-нибудь делают. Пусть лечат, гады. И пусть Сова уйдет. Смотреть на нее и слушать все эти рассказы про веселую жизнь, проходящую мимо, выше его сил. – Что-то не по себе стало.

– Я сейчас позову кого-нибудь, – вскинулась она. – Потерпи, потерпи немного.

Сова убежала.

«Потерпи немного, – грустно хмыкнул про себя Ирил. – Спасибо, доктор». Немного. Твари бы их всех побрали! Непонятно, на кого разозлился Ирил. Да где вы там, делайте же хоть что-нибудь. Он со всего размаха врезал кулаком по ни в чем неповинной кровати. Спинка треснула. Пришла боль, но ничего не поменялось, к боли всего лишь добавилась усталость. Все-таки он не тот, что прежде. Ланья в изнеможении откинулся на подушки.

С грохотом распахнулась дверь, в палату влетела команда по спасению «героя».

За окном вечерело, зеленоватые сумерки потихоньку завоевывали комнату, но Ланья не хотел зажигать свет. Незачем. Что со светом, что без – всё одно плохо. А так хоть не видно этой палаты. Врачи колдовали над ним весь день, и даже вроде чего-то там нашли и вылечили. Процедуры, лекарства, амулеты заняли почти весь остаток дня, но так и не дали Ирилу главного. Он так и остался получеловеком. И никакие заверения врачей, что через пару-тройку месяцев он будет как новенький, уже не действовали. Жизнь проходила мимо, и Ланья уже с ней попрощался.

– Можно? – В дверь постучали.

– Да, – за пару часов молчания горло пересохло и голос охрип. Ирил даже не стал вдаваться в такие мелочи.

– Страдаем? – В проеме двери показался Рябоцкий. Для разнообразия без всяких там пакетов с осточертевшими фруктами и сладостями.

Ланья пожал плечами.

– Не против, если я хоть светильник зажгу, а то еще навернусь тут в темноте ненароком? – под мерный говорок Рябоцкий, не дожидаясь никакого разрешения, потянулся к выключателю.

Щелк. Нестерпимо яркий после ватных сумерек свет резанул по глазам. Ирил поморщился.

– Извини, – без тени сожаления сообщил Рябоцкий и уселся на стул возле кровати. – Я поболтать пришел, есть время?

Ланья поджал губы. Он издевается?

– Значит, есть, – удовлетворенно кивнул Рябоцкий. Он уселся поудобнее. – Ну что, всё? Прощаешься с проходящей мимо жизнью?

– С чего вы взяли? – разлепил вдруг сведенные судорогой челюсти Ирил.

– Я Сову видел, – доверительно поведал Рябоцкий.

– Что она вам сказала? – вскинулся Ланья.

– Да ничего особенного, – успокоил его рыцарь-дилонг. – Мне не надо много говорить, чтобы понять, что с тобой происходит.

Ланья угрюмо скорчился в углу кровати. Рябоцкий вдруг встал со стула, повернулся к нему спиной и начал задирать рубашку. Не ожидавший ничего подобного Ирил с изумлением наблюдал за ним.

– Э-э, Иван Андреевич…

– Видишь? – спросил Рябоцкий.

– Что? – осторожно поинтересовался Ланья.

– Шрам на спине.

Рябоцкий стоял как раз на границе светового круга, пришлось приглядываться. Пригляделся – и вздрогнул. Прямо по позвоночнику, почти по всей спине у Рябоцкого змеился старый заживший шрам. Даже сейчас он внушал уважение, а уж каким он был в самом начале?..

– Где это вас? – На секунду Ланья даже забыл о собственном страдании.

– Было дело, был я молод, – хитро ухмыльнулся Рябоцкий, поворачиваясь. – Вопрос не в том, где, а в том, что было потом.

– А что было? – Ланья выпрямился. – Как у меня, да?

– Почти, – вздохнул рыцарь-дилонг. – Только ко мне не приходили толпы сочувствующих поклонников. Ко мне вообще никто не приходил, – он помолчал, пристально глядя в глаза Ирилу, и тихо добавил: – Никто, даже любимая женщина.

Во взгляде Рябоцкого на секунду мелькнула такая боль, что Ланье стало нестерпимо стыдно за свое размазанное состояние. Рябоцкий ничего не сказал, не пожаловался, но Ирил вдруг на короткое мгновение ощутил, что кроется за серьезным взглядом.

– Больно было? – неловко поинтересовался он.

– Нет, – грустно улыбнулся рыцарь-дилонг. – Не было. Я вообще ничего не чувствовал. – Он достал пачку сигарет и заговорщически огляделся. – Давай окно откроем, я покурю, ладно? А то эти паразиты курить тут не разрешают.

– Да конечно, Иван Андреевич, – Ланья спрыгнул с кровати, чтобы открыть форточку.

Непослушные ноги тут же напомнили о себе, но Ирил собрал в кулак все, что можно было собрать, и твердым, почти строевым шагом добрался до окна, честно открыл его и вернулся на место, с довольной улыбкой ровно усевшись на кровати.

– Ну вот, а то все придуривался, – пыхнул прикуренной сигаретой Рябоцкий. – Сказано – выздоравливаешь, значит, выздоравливаешь.

– А вы тоже не сразу восстановились? – воодушевленно спросил Ланья. Трюк с окном прибавил сил.

– Я вообще не восстанавливался, – спрятался за клубом дыма Рябоцкий. – Это тебе обещают прежнее здоровье со временем, а я лежал парализованный, под себя ходил, и врачи на вопрос, что со мной будет, только глаза отводили. И сбежать старались побыстрее.

Через подсвеченный сигаретный дым на Ланью опять глянуло былое страдание. Ирил прикинул на свои ощущения, если бы ему такое заявили, и вздрогнул.

– Но вы ходите.

– Хожу, – согласился рыцарь-дилонг. – Но это отдельная песня. А так валялся я, как Илья Муромец, без малого три года. Вообще без шансов.

Ирил задумался. Потекли минуты. Рябоцкий спокойно курил, постепенно заполняя комнату дымом, никак тот не желал выветриваться.

– Иван Андреевич, – тихо позвал, наконец, Ланья.

– Аюшки, – хмыкнул тот.

– Я, кажется, понял. Я постараюсь не депрессовать больше.

– Ни фига ты не понял, – улыбнулся Рябоцкий. – Я тебя не личным примером пришел воспитывать. Я тебе просто показываю, что шансы у тебя есть. – Он провел рукой вдоль тела. – А депрессовать ты все равно будешь. На моей памяти еще никто толком на чужих ошибках не выучивался. Только когда своим хребтом прочувствуешь, тогда и запомнишь. А так… – он махнул рукой. – Короче, сейчас спать. И попробуй только не подчиниться. А завтра я тебя на свет белый выволоку.