Танец кровавых ма­ков - Ирина Молчанова

— Думаю, это звучит так: помни меня, — вмешался молодой человек, — Чертенок знает, пока ты помнишь о нем и мучаешься из-за своего поступка, у него всегда есть шанс вернуться назад.

Девушка сердито отмахнулась от рогатой злодейки, а та неожиданно приземлилась ей на плечо, по-свойски обхватила когтем за шею и склонилась к самому уху. Катя пару секунд слушала ее, а потом негромко засмеялась. Орми взлетела и унеслась в ночь.

Лайонел приподнял брови.

— Что она тебе сказала?

Девушка загадочно улыбнулась и намотала на палец нитку, с покачивающимся на ней изумрудом.

Они молча добрались до первого моста через канал, с которого открывался вид на дворец. Месяц все так же висел над Большим каскадом. В сиянии подсветки прозрачные столпы поднимались ввысь и с шумным плеском обрушивались в воду. В зеркальной глади канала среди желтых листочков плавали серебристые звезды.

Лайонел привлек к себе девушку и, приподняв, усадил на белые перила.

Катя тоскливо вздохнула.

Он поцеловал ее — новый вздох.

Тогда предложил:

— А если танцевать для тебя и смешить тебя мы научим Орми?

Девушка отвернулась и вздохнула в третий раз.

Молодой человек нерешительно посмотрел по сторонам, как будто боялся, что их кто-то увидит.

— Я должен что-нибудь сказать, найти слова утешения…

Катя попалась в плен его ледяных глаз и уже не смогла отвести взгляд. В голове зазвучала мелодия норвежского композитора «В тебе течет река». Она медленно лилась нежнейшими перезвонами, легкими, похожими на дыхание, дрожь ресниц, стук влюбленного сердца.

— Вряд ли такие найдутся…

— Но я все равно попробую.

Она обвила руками его шею и замерла в ожидании.

— Мне жаль, — медленно промолвил он.

Катя поморщила нос.

— Не подходит, — задумчиво констатировал Лайонел. — Тогда так: мы всегда можем съездить на остров, вместо Венеции.

— Уже лучше, — шепнула она.

Молодой человек подозрительно прищурился, воскликнув:

— Усыновить Йоро? Никогда!

Девушка не выдержала, улыбнулась, а он склонился к ее губам и, едва касаясь своими, сказал:

— Есть такие слова, слышал их тысячу раз, но сам никогда не произносил.

Лайонел нежно провел ладонью по ее щеке.

— Я тебя люблю.

У нее перехватило дыхание. Она даже не надеялась когда-нибудь услышать от него именно эти слова. Он говорил о своих чувствах как угодно, но только не так…

Их губы встретились, далеко-далеко позади корабль сатаны исчез с горизонта, а нитка на пальце девушки размоталась — изумруд упал на деревянный мост.

Молодой человек стянул ее с перил, обнял крепче и, не опуская на землю, не переставая целовать, отшвырнул ногой зеленый камешек. Тот скользнул под ажурную решетку, тихонько булькнул и исчез в глади воды, точно его и не было. Лишь исказившиеся на миг звезды покачнулись в черном зеркале канала.

Лайонел сделал несколько шагов и, не спуская с девушки глаз, предложил:

— Погуляем?

Катя весело спросила:

— Я ведь пойду сама?

— Когда-нибудь, — неопределенно ответил он и прибавил: — Тут есть интересные скульптуры, я расскажу тебе о них.

Она крепче обхватила ногами его пояс и, перебирая мягкие завитки у него на затылке, пробормотала:

— Лучше бы снова про то, что ты любишь меня…

— Может быть, — пообещал он, — после скульптур…

— А давай позовем Орми!

— Это еще зачем?

Катя засмеялась.

— Ну ты же хотел знать, что она мне сказала тогда…

«Пару тысяч раз, не меньше» — пролетела над ними мышь.

— Какие страшные цифры, — недоуменно заметил Лайонел. — О чем вы?

Девушка жалобно посмотрела на него.

— Это столько раз мне нужно вздохнуть, чтобы ты от скульптур перешел к признанию.

Он поднял голову, а когда крылатый дракончик оказался позади них, обернулся и произнес:

— Не преследуй нас. Мы хотим остаться наедине.

Девушка встревоженно закусила губу. Кажется, они его рассердили. До прозрачности голубые глаза сделались холоднее.

— Ты говорил что-то про скульптуры, — осторожно напомнила Катя и уткнулась лбом ему в плечо.

Лайонел чуть повернул голову и, касаясь ее щеки ресницами, прошептал:

— Нет, я говорил, что люблю тебя.

Летучая мышь поднималась все выше, две фигуры на желто-зеленой аллее уменьшались, пока не превратились в серебристые точки. Мышь сделала в воздухе мертвую петлю, закрыв влюбленных своим крылом от света полумесяца, — и те растворились во тьме.

* * *

Вильям вышел за зеленые ворота, подкидывая на ладони мячик. На острых кончиках колючей проволоки поверх стены притаился хищный блеск лукавого месяца. Он насмешливо серебрил листочки, попавшие в плен проволоки, застрявшие между ней и не способные выбраться. Еще не мертвые, но уже и не живые — они зависли где-то посередине.

Молодой человек задумчиво подкинул мячик, поймал его и уставился на асфальт, где лежали другие листья, ожидающие своего последнего часа. Попадались среди них и зеленые, видимо, сорванные с веток сильным ветром.

Вильям чувствовал себя, как те листья в проволоке, застрявшим. Одна его жизнь оборвалась, как у рано опавшего с дерева зеленого листа, а другая началась в такой вот проволоке — не упасть, не разбиться и не сгнить вместе с другими.

Он досадливо пнул листья. Его брат любил осень. Говорил, есть в ней что-то неуловимо близкое им — им всем, обреченным на бесконечность. Он всегда видел и знал то, чего остальные не видели и о чем даже не подозревали.

Молодой человек усмехнулся. Вот таких уникальных стоило делать бессмертными, чтобы оставить вечности на память столь органичное, неповторимое создание. Идеальный листок для гербария. А остальные мучились бессмысленно, недостаточно красивые, недостаточно умные, недостаточно повзрослевшие.

— Повзрослеть, — пробормотал Вильям. Брат хотел, чтобы он повзрослел. Но было бы куда проще, если бы тот сказал, как это сделать…

Вильям вывернул из-за угла, в то же мгновение его оглушил рев двигателя и в него въехало что-то огромное. Он отлетел в сторону, мяч выскочил из рук и покатился по асфальту.

Мотоцикл занесло в сторону, и девушка, одетая в обтягивающий кожаный костюм, свалилась возле стены, чиркнув ручкой своего байка о цемент, от чего вспыхнула яркая искра.

Вильям лежал на животе, прижавшись щекой к асфальту. Хотел подняться, чтобы посмотреть, что с девчонкой. Но та его опередила, перед глазами замелькали длинные черные сапоги на высоких шпильках. А затем изящная ножка ударила его под дых с такой силой, что он задохнулся от неожиданности. Затем последовал новый удар, снова и снова.