Пожалуйста, только живи! - Ольга Карпович

Немыслимая сила подбросила его, вздергивая, ломая кости, разрывая внутренности, опаляя. Но боли Марат не почувствовал. Это было как освобождение от пут гравитации, от всех земных законов и условностей. Он летел в плавящемся густом воздухе и в эту секунду был абсолютно свободен. Он все знал и умел, он больше не сомневался и не должен был бороться с собой.

«Маруся… – мелькнуло в голове. – Я обещал Марусе. Теперь я помню. Теперь я могу позволить себе вспомнить. Маруся моя! Быстрые глаза, бесстыдные губы, нежные руки. Теперь все. Все».

– Мама, отпусти меня прямо сейчас. Я не могу дышать! – произнес маленький Марат.

Рита с усилием разжала руки и отстранилась от мальчика. Акцент в его голосе и фраза, явно построенная по-английски, неприятно царапнули ее, но она решила не обращать внимания. И так все было слишком сложно. Она не видела сына два года, два бесконечных года. За это время он вытянулся и похудел, темные глаза смотрели вдумчиво и серьезно, волосы лежали пышной шапкой, подчеркивая хрупкость тоненькой детской шеи.

Рита не знала, отчего вдруг так расщедрился ее бывший муж. То ли его действительно заставила насторожиться ее крепнущая известность – в конце концов, шумиха в прессе, если что, была бы ему ни к чему. А узнать, что Рита с адвокатом обсуждала возможность такого плана действий, Борису ничего не стоило. А может быть, за прошедшие годы его ненависть к неверной жене подостыла, и он неожиданно решил проявить милосердие и позволить Рите увидеться с сыном. Так или иначе, Кратов сам позвонил ей и сообщил, когда намеревается привезти Марата в Москву, – он сам, кажется, был заинтересован в их встрече. Как это понимать, Рита еще до конца не уяснила. Впрочем, на мотивы Кратова ей, если честно, было плевать, главное – она увидит Марата!

Теперь же оказалось, она совсем не была готова к тому, как сильно изменился ее мальчик. Прижимала его к груди и вдыхала незнакомый запах – чужого дома, новой одежды, аэропорта. Он не имел ничего общего с тем запахом – запахом ванильного печенья и теплого молока, – которым пахла когда-то макушка ее сына. Марат явно дичился ее, не знал, как себя вести. Хмурил темные брови, прикусывал нижнюю губу, сутулил хрупкие плечи. Терпеливо сносил объятия и поцелуи, почти не отвечая и явно ожидая, когда можно уже будет высвободиться. Он был вежливым воспитанным мальчиком, он не хотел обижать мать, которая так очевидно рада была его видеть, но он отвык, – с беспощадной ясностью осознала Рита.

Когда-то между ними не было ничего неловкого и натянутого. Он несся к ней сломя голову, бодал макушкой в живот, карабкался на нее, как на дерево. Они могли часами бороться на ковре, хохотать, щекотать друг друга, нести чепуху. Теперь, в этом чужом помпезном гостиничном номере, все было иначе.

– Может быть, мы поедем куда-нибудь? – осторожно спросил Марат, напряженно глядя на мать. – Папа говорил, тут в Москве есть аттракционы.

– Конечно, есть, – кивнула Рита. – Поедем. Если хочешь.

Кажется, она и сама рада была прервать эту мучительную сцену, выбраться на воздух.

Парк аттракционов не произвел на Марата большого впечатления.

– В Диснейленде интереснее, – бросил он, недовольно скривив губы.

Рита присела около него на корточки, отвела со лба непослушную вьющуюся прядь.

– Если бы ты жил со мной в Москве, мы могли бы приезжать сюда каждые выходные. Тебе бы понравилось…

– А папа? – вдруг ревниво спросил мальчик. – А папа был бы с нами?

– Папа… – смешалась Рита.

Она не знала, что ответить, как предложить этому такому родному, любимому до обморока и внезапно ставшему чужим мальчику бросить всю привычную ему жизнь – страну, дом, школу, друзей, язык, на котором он привык говорить, – и вернуться к ней, матери, которую за время разлуки он почти забыл.

– Нет, мам, знаешь, лучше ты приезжай к нам с папой, – предложил Марат и улыбнулся.

У него не хватало переднего зуба. Выпал. Боже, она даже не знала, что у ее мальчика выпал первый молочный зуб!

Марат все же вскарабкался на одну из каруселей, сохраняя несколько пресыщенный и брезгливый вид. Рита, чуть прищурившись и приложив ладонь к глазам, защищаясь от яркого солнца, смотрела, как мелькает на кружащейся карусели его полосатая футболка.

Кратов стоял чуть поодаль, подчеркнуто не мешая бывшей жене общаться с сыном, но и не оставляя их наедине. Только теперь Рита как следует рассмотрела его – до этого момента все ее внимание приковано было к Марату. За эти два года Борис еще сильнее поседел, жесткие, коротко остриженные волосы топорщились аккуратным белым ежиком. Как ни странно, это только придало ему определенного шарма – представительный солидный мужчина, умное, тонкое и в то же время решительное и волевое лицо. Лицо, которое она так истово ненавидела эти два года, которое мечтала уничтожить.

Казалось невозможным, что когда-то они спали в одной постели, касались друг друга, разговаривали, смеялись. Что и теперь, после всего, что этот ублюдок сделал с ее жизнью, они мирно стоят рядом, не бросаясь друг на друга с кулаками.

– Ты для этого привез его, да? – хрипло спросила Рита.

Кратов перевел на нее взгляд. Холодные бесстрастные глаза смотрели на нее сквозь очки в тонкой золотой оправе. Господи, до чего же ей хотелось долбануть по ним кулаком и с отстраненным интересом смотреть, как входят в кожу мелкие осколки.

– Привез, чтобы показать мне, что он отвык, что ему хорошо без меня? Что я не должна пытаться вернуть его, потому что он доволен своей жизнью?

Кратов коротко пожал плечами. Конечно, он не станет ничего ей отвечать, она и сама прекрасно понимает теперь его мотивы. Он боялся, что теперь у нее и в самом деле появились шансы отвоевать ребенка, и хотел, чтобы она сама отступилась от этой затеи. Хотел продемонстрировать ей, что сын счастлив, и вырывать его теперь из привычной жизни означает снова заставить пережить стресс, с которым он едва справился два года назад. Подонок, он успел неплохо изучить Риту за годы супружества, знал, что она скорее сама загнется от тоски, чем позволит себе нанести вред Марату…

– Гребаный манипулятор, – процедила она. – Тебе ведь нравится дергать людей за ниточки, да? А до их чувств тебе нет никакого дела?

– Маргарита, не надо о чувствах, – скривился Борис. – Тебе самой особенно никогда не было дела до моих. Почему я в таком случае должен быть альтруистом? Я готов пойти тебе навстречу, организовывать тебе встречи с Маратом во время его каникул. Ты можешь приезжать к нам, или я могу привозить его сюда, как мы с тобой договоримся. Но жить здесь, с тобой… Ты сама видишь, ему хорошо в Америке, он учится в престижной школе, у него друзья, перед ним открыты все возможности. Ты можешь, разумеется, попробовать оспорить мои права в суде, но он сам скажет, что хочет остаться со мной, ты же это понимаешь.

– Понимаю, – прошептала она. – Будь ты проклят, Кратов, ты понял? Будь проклят!