Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл

Но нет, Уорнер знал своего компаньона. По-пустому тот такой телеграммы бы не послал. Скрепя сердце Уорнер снова направился на биржу и начал жестокую кампанию на понижение французских и прусских бумаг. Обстоятельства ему благоприятствовали, ибо как раз в этот момент на бирже было очень крепкое настроение и недостатка в покупателях не было. Через два часа Уорнер вернулся к себе и подсчитал свои операции. Из этого подсчёта явствовало, что не далее как завтра он и Доддс или разорятся окончательно, или же получат огромные деньги. Всё зависело от Доддса. Весь вопрос, ошибся он или нет, посылая эту странную телеграмму.

Уорнер вышел на улицу. В нескольких шагах от него мальчик-рассыльный приклеивал к фонарному столбу листок с телеграммами. Около фонаря сразу собралась кучка людей. Одни махали шапками, другие перекликались через улицу. Уорнер бросился вперёд. На листке красовались напечатанные крупным шрифтом слова:

ФРАНЦИЯ ОБЪЯВИЛА ВОЙНУ ПРУССИИ

– Так вот оно что! – весело крикнул Уорнер. – Стало быть, Доддс был прав!..[69]

1900

Наверное, многие ещё помнят обстоятельства необыкновенного происшествия, о котором весной 1892 года столько писали газеты под заголовками «Загадка Рагби» или «Тайна Рагби». Случилось оно в тоскливую пору, когда давно уже не происходило ничего интересного, и поэтому привлекло к себе, может быть, незаслуженно большое внимание, но оно впечатлило соскучившихся по новостям читателей газет той смесью фантастического с трагическим, которая столь возбуждающе действует на воображение широкой публики. Впрочем, после того, как длившееся несколько недель следствие закончилось ничем и стало ясно, что загадочные факты не получат вразумительного объяснения, интерес к этому делу угас. С того времени и до самого недавнего казалось, что происшедшая трагедия окончательно заняла место в мрачном каталоге необъяснённых и нераскрытых преступлений. Однако полученное недавно сообщение (в достоверности которого, похоже, не приходится сомневаться) пролило на эту историю новый и ясный свет. Прежде чем познакомить с этим сообщением читателей, я позволю себе освежить в их памяти необыкновенные факты, на которых основан данный комментарий. В двух словах они таковы.

В пять часов вечера 18 марта 1892 года с Юстонского вокзала вот-вот должен был отойти поезд Лондон – Манчестер. День был дождливый и ненастный, резкий ветер дул всё неистовей, так что погода явно не располагала к путешествию никого, кроме тех, кого побуждала к тому необходимость. Однако именно пятичасовым поездом предпочитают возвращаться из Лондона манчестерские дельцы, поскольку он идёт всего с тремя остановками и находится в пути лишь четыре часа двадцать минут. Вот почему, несмотря на ненастье, на этом поезде ехало в тот день немало народу. Кондуктором был опытный служащий железнодорожной компании с двадцатидвухлетним стажем работы и безупречной репутацией. Звали его Джон Палмер.

Вокзальные часы пробили пять раз, и кондуктор поезда приготовился дать машинисту сигнал к отправлению, но в последний момент заметил двух запоздалых пассажиров, торопливо шагавших по перрону. Один из них, долговязый мужчина, был в длинном чёрном пальто, с воротником и манжетами из каракуля. Как я уже сказал, вечер был ненастный, и долговязый пассажир поднял высокий тёплый воротник, пряча горло от пронизывающего мартовского ветра. На вид ему было, насколько мог судить кондуктор, не успевший в спешке рассмотреть его как следует, лет пятьдесят-шестьдесят, но он во многом сохранил энергию и подвижность, свойственные молодости. В руке он нёс коричневый кожаный саквояж. Его спутница, высокая дама, шагала энергично и широко, опережая джентльмена. На ней был долгополый желтовато-коричневый плащ и чёрная шляпка без полей и с тёмной вуалью, закрывавшей бóльшую часть её лица. Их вполне можно было принять за отца с дочерью. Они быстро шли вдоль вагонов, заглядывая в окна, пока Джон Палмер, кондуктор, не догнал их.

– Поторапливайтесь, сэр, поезд отправляется, – сказал он.

– Нам в первый класс, – ответил мужчина.

Кондуктор повернул ручку ближайшей двери. В купе, дверь которого он открыл, сидел мужчина невысокого роста с сигарой во рту. Его внешность, судя по всему, запечатлелась в памяти кондуктора, так как впоследствии он выражал готовность описать, как выглядел этот человек, или опознать его. Это был мужчина лет тридцати четырёх или тридцати пяти, одетый в серое, остроносый, подвижный, с красноватым обветренным лицом и маленькой, коротко подстриженной чёрной бородкой. Когда дверь открылась, он бросил быстрый взгляд на входящих. Долговязый мужчина, уже поставивший ногу на ступеньку, остановился.

– Это же купе для курящих. Дама не выносит табачного дыма, – проговорил он, оглядываясь на кондуктора.

– Хорошо. Пожалуйте сюда, сэр! – сказал Джон Палмер.

Он захлопнул дверь купе для курящих, открыл дверь соседнего, которое оказалось пустым, и поспешно посадил в него пассажиров. В тот же момент он дал свисток, и поезд тронулся. Мужчина, куривший сигару, стоял у окна своего купе и что-то сказал кондуктору, когда он проходил мимо, но в суматохе отправления тот не расслышал его слов. Палмер, вспрыгнув на подножку поравнявшегося с ним кондукторского купе, сразу же позабыл и думать об опоздавших.

Через двенадцать минут после отправления поезд пришёл на станцию Уилсден, где сделал очень короткую остановку. Проверка билетов показала, что во время остановки ни один пассажир не сел на поезд и ни один не сошёл с него. Да никто и не видел, чтобы хоть кто-то остался на перроне. В пять часов четырнадцать минут манчестерский экспресс отошёл от станции Уилсден и в шесть часов пятьдесят минут прибыл – с пятиминутным опозданием – на станцию Рагби.

В Рагби станционные служащие обратили внимание на то, что дверь одного из купе первого класса открыта. При осмотре этого купе и соседнего с ним выяснилась престранная картина.

Купе для курящих, в котором ехал невысокий краснолицый мужчина с чёрной бородкой, теперь пустовало. Его пассажир бесследно исчез, оставив после себя лишь недокуренную сигару. Дверь этого купе была плотно закрыта. В соседнем купе, к которому первоначально было привлечено внимание, не оказалось ни джентльмена в пальто с каракулевым воротником, ни его спутницы – молодой дамы. Зато на полу купе – того, в котором ехали этот рослый джентльмен с дамой, – был обнаружен труп молодого человека элегантной наружности, одетого по последней моде. Он лежал на спине, с ногами, согнутыми в коленях, и локтями, упирающимися в подлокотники сидений. Пуля попала ему в сердце, и смерть, должно быть, наступила мгновенно. Никто не видел, чтобы мужчина с такой наружностью садился в поезд. В его карманах не нашли ни железнодорожного билета, ни документов, ни вещей, по которым можно было бы установить его личность. На его белье не обнаружили меток. Кто он, откуда явился, при каких обстоятельствах погиб – всё это было полнейшей загадкой, столь же необъяснимой, как и то, что сталось с тремя людьми, которые за полтора часа до этого, когда поезд отошёл от Уилсдена, находились в двух соседних купе.