Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

– А что с вашим министром?

– Вам с Рашем казалось, что я прикидываюсь, предрекая нелогичную реакцию моего министра. Вчера вы убедились, как дело обстоит. Для себя я выводы сделал. Зря я соглашался на Бонн. В прежней должности было легче приносить пользу делу. Сегодня или завтра, как удастся, я официально поставлю вопрос о возвращении в Москву. Урок, мне заданный, – ратификацию договоров, я исполнил, пусть не наилучшим образом. С меня довольно.

– Мы с Брандтом обменивались мнениями по поводу ваших сомнений. Ваше отсутствие в Москве ощущается, и даже очень. Но кого пришлют на должность посла в Бонн?

– Свято место пусто не бывает.

Пора лететь. Десять – двенадцать минут, и мы в Петерсберге. Панорама Рейна неутешительная. Сверху видно, как ему достается от людского неразумения. Словно саваном, он накрыт пленкой нефти – куда хватает взор. Старик бурлит, не сдается, но где ему против соединенного беспредела четырех наций.

Вечером генеральный секретарь дает обед в честь федерального канцлера. Гостей будет много, хотя желающих попасть в число приглашенных еще больше. Особо сановитые из немцев придирчиво удостоверяются, за каким столом и с кем рядом их посадят. Например, Ф.-Й. Штраусу показалось, что председатель ГКП Г. Мис размещен слишком близко к нему. То, что главный мировой коммунист приглашает, не отвращало, а свой портит аппетит. Мороки с приемами всегда много, а тут – в неудобном помещении, сверхплотно уставленном столами, и еще с сугубо национальным меню. Ладно, бог не выдаст, кто-то не съест.

Днем по программе мы предоставлены сами себе. Громыко приглашает разделить с ним ланч. Вот он, его величество случай, чтобы внести кое-какую ясность. Министр, сбросив давление, в уравновешенном состоянии.

Никаких сложных тем не трогает, все больше о погоде, природе и человечестве. И так до момента, пока не подали чай.

– Визит, похоже, удался, – говорит он. – Конечно, на ФРГ свет клином для нас не сошелся, но приличный тонус в отношениях с ней желателен. Даже очень. На европейском направлении нашей политики особенно. Московский договор заложил основы. Само собой, однако, дело вперед не пойдет. Следует и дальше считаться с попытками сбить ФРГ с правильного пути. Мы рассчитываем на энергичную помощь со стороны посольства.

– Согласен с вами. Процесс модернизации наших отношений с ФРГ будет сложным и долгим. Пока больше намечено, чем сделано. Визит подтверждает, что двигаться вперед можно и более высоким темпом. Было бы грешно не воспользоваться этим. Думаю, что в интересах, как вы выразились, «энергичной помощи со стороны посольства» стоило бы сменить в Бонне посла. Данные мне при назначении поручения я в меру способностей выполнил и убежден, что дело только выиграет, если с достигнутой отметки его поведет другой дипломат.

– Отказываюсь понимать вас. Отношения с ФРГ на подъеме. Встреча в верхах открывает новые горизонты. Отчего такое настроение? Не понимаю.

– На мой взгляд, совсем неплохо, когда новый посол получает от предшественника не расстроенные дела. Мной руководят трезвый расчет и забота о деле. Помимо этого есть еще личные планы, для которых время имеет не второстепенное значение.

Громыко избегает конкретизировать, на какие личные планы я намекаю. Допускаю, что они так или иначе достигли его слуха, ибо особой тайны из желаний сойти с дипломатической орбиты я не делал. Но чтобы посол предпринимал подобный демарш во время визита генерального секретаря? С него станет, возьмет и обратится напрямую к Брежневу, сопроводив заявление об отставке вредными комментариями.

– Решительно с вами не согласен. Но раз вы ставите вопрос, будем его рассматривать.

Министр пережил минуты растерянности в тот же день или на следующее утро, когда при нем и Н. С. Патоличеве генеральный говорит мне:

– У меня на этот раз не получится встречи с сотрудниками посольства. Ты поблагодари их от моего имени за работу. Скажи, мы видим, как вы здесь крутитесь. Может, у тебя есть какие-то вопросы, где я помогу?

Министр ел меня глазами. Весь в ожидании – стану я излагать аргументы в пользу смены посла или нет? Мне театр ни к чему. Обещание рассмотреть мое обращение насчет отставки дано. Расстанемся не на склочной ноте. Поэтому поднимаю совсем другую тему:

– Товарищи в посольстве будут вам признательны за оценку их труда. Во всех звеньях представительства много людей достойных, несущих службу по совести. Они работают, правда не зная, за какую зарплату.

После небольшой паузы я продолжаю:

– Вы, Леонид Ильич, привыкли, что послы обращаются к вам с просьбами о приведении зарплаты в соответствие с растущими ценами. Я же просил бы не урезать окладов нашим сотрудникам.

– Как так?

Кто-то когда-то привязал зарплату за границей к доллару США. Немецкая марка девальвируется, соответственно нам тут же понижают денежное содержание, как если бы от курса доллара зависели потребительские цены в ФРГ. Есть и другие бюрократические шедевры. С 1926 г. уровень зарплаты за рубежом ориентирован на так называемый «бюджетный набор». Пару месяцев в году два сотрудника посольства и торгпредства тем и занимаются, что рыщут по магазинам, чтобы задокументировать, сколько стоят галоши, кальсоны и т. п. Многие товары, к коим пристегнут набор, здесь исчезли из обихода, но наших чиновников это не волнует. Давай эрзац. Зато не предусмотрено трат на книги, газеты, кино, радио, телевидение. Бриться положено раз в неделю. Мыться и того реже. Лекарства, очки – вне сметы. Каменный век.

Брежнев не верит своим ушам.

– Ты шутки шутишь.

– Нет, он верно докладывает, – поддерживает меня Громыко.

– Если верно, то отчего мы выставляем себя на посмешище?

– МИД и МВТ много раз порывались отменить устаревший порядок, но Министерство финансов…

Генеральный секретарь прерывает Громыко:

– Страшнее Минфина зверя нет? В течение месяца доложить предложения мне лично. Безобразие. По пустякам не в состоянии договориться в правительстве. Все тащат наверх.

Месяца через полтора метод исчисления зарплаты во всех советских загранпредставительствах был изменен. Кто-то выиграл от этого. Были и потерпевшие. Но меньше стало приписок и обманов, которые как ржа разъедают, подогревают другие пороки.

С рассмотрением моего заявления о возвращении в Москву Громыко не спешил. Он мог воспользоваться тем, что летом 1973 г. я сломал себе позвоночник, и аккуратно отправить меня на покой по болезни. Громыко не захотел прибегнуть к удару ниже пояса.

Почему я сам не взял медицину в союзники? Отвечу без утайки. Врачи предлагали выйти на пенсию по инвалидности. С подобным статусом наука, любая другая более или менее активная деятельность оказывались для вас закрытыми. В сорок семь лет от роду – рановато. Надо было восстановиться и уже потом опять приниматься за свое.

Громыко получал от меня регулярные напоминания о том, что просьба об отзыве остается в силе: в 1974 г. (после сложения В. Брандтом обязанностей канцлера), в последующие годы по разным поводам и без поводов. Начальник секретариата министра В. Г. Макаров докладывал мои письма Громыко, а тот распоряжался – оставлять без ответа.