Вилла Бель-Летра - Алан Черчесов

— …Тот ведет себя так, будто все ему нипочем. Да ведь ему в самом деле все нипочем — с его-то деньгами!

— К сожалению, Георгий, не все: если вы полистаете лондонские газеты за осень 1901 года, то обнаружите пару статей, где судачат о том, как сэр Мартин Урайя Пенроуз неожиданно скинул на биржу целый дождь своих прибыльных акций, выручив на операции ни много ни мало…

— …Тридцать тысяч дойчмарок?

— В пересчете из фунтов — примерно. Богатство, конечно, приятная штука, но, когда нужно его расточать, не всегда под рукой есть свободные средства. Деньги Пенроузу были надобны, чтоб внести обещанный ранее пай (обещанный, между прочим, перед самым отъездом на виллу) в Фонд инвалидов англо-бурской войны.

— Значит, вы утверждаете, что проделки Туреры и иже с ней — это воля трех литераторов, перессорившихся в пух и прах сто лет назад? Не слишком ли путано, Дарси? Какого черта тогда им было нужно от нас?

— Вероятно, Жан-Марк, соучастия. Сопричастности. Согрешения. Содрогания. Со-деяния. Совпадения. Соответствия. Сопровождения. Сотворчества, наконец…

— Вы видели текст завещания?

— Нет. Но нетрудно представить, что в нем. По-моему, за эти недели мы с ним уже ознакомились. По крайней мере исполнили львиную долю его…

-----------------------------------------------------

II

— Если настаиваете, я готов. Из того, что поведал Жан-Марк, мною почерпнуто много интересного. Мне бы в голову не пришло соваться в озеро (тем более при такой нелюбви к водным процедурам) и заниматься там эксгумацией трупа, надеясь при этом его не найти. Отваги вам, коллега, не занимать, как, впрочем, и проницательности. Однако в вашей схеме есть слабые звенья. Канат, например…

— Пусть будет веревка. Скрученная простыня. Или резиновый шланг, коли вам не по нраву пенька…

— Так мы дойдем до пожарного троса с лианами. Нет, коллега, я сторонник более эстетических приспособлений. Скажем, зеркала.

— Чушь! Не думаете же вы, что, пока Оскар занимался любовью с Турерой, я то же самое делал за стенкой лишь как его отражение?

— Не вы, Расьоль. На Дарси вы мало, признаться, похожи. Взгляните-ка лучше на эти вот старые снимки. Чтобы вас не томить, подскажу: обратите внимание на родинки. Подсказка вторая: они лгут. Выдает их нарочно подобранный задник — вот оно, зеркало… Поглядите в окно, и вы убедитесь, что клен…

— Браво, Георгий! Жан-Марк, похоже, нас провели.

— Скажу более: родинок не было. Зато был двойник.

— У графини фон Реттау? Не смешите.

— Насчет Лиры — не знаю. Совсем не уверен. А вот что касается копии… Оскар, будьте любезны, напомните нам имена двух сопредседателей Общества, в члены которого нас с вами только что занесли.

— Элит Турера и, кажется, некий Урье.

— Аттила Урье. А если быть точным, то Р. Аттила Урье. Теперь, пожалуйста, напишите оба имени, разорвите по буквам и составьте из них одно очень знакомое слово.

Пауза.

— Не может быть!

— Ваш непроизвольный возглас выдает потрясение. Поберегите эмоции, Жан-Марк, они вам еще пригодятся. Задачка вторая: проделайте то же самое с именем Лиры фон Реттау.

— Черт возьми! Суворов, как мне ни тягостно в этом сознаться, вы гений…

— Ловлю вас на слове. Оскар, будьте свидетелем.

— С удовольствием. Меня самого подмывает подняться за шляпой, чтобы снять ее перед вашей шокирующей прозорливостью. Анаграмма, кто бы подумал!

— С той лишь разницей, что слово «литература» у «подружек» из Общества дается в английском его написании, а у Лиры — в первозданном латинском. Ну а «фон» — это фон… Тот же задник.

— Итак, двойники?

— Двойняшки, Жан-Марк. Канат можно свернуть. Они обошлись без него. Правда, одной из сестер пришлось чуть сложнее… Здесь ваш расчет вполне верен.

— Подводка часов и снотворное в чай?

— И зашторенное окно. Но был и намек на то, что их две…

— Волосы!

— Да. Похоже, различие причесок и было подсказкой с их стороны. Только мы оплошали.

— Однако как быть нам с Лирой?..

Пауза.

— Да, как нам быть с Лирой? Не достать ли еще раз веревку?

— Не торопитесь, Жан-Марк.

— Неужто вы и ей подсунете близняшку? Вспоминаются трудные роды трагической Лидии? Мол, ее доконала не Лира, а Лира-вдвойне? Не-ет, Оскар, тут, скажу вам, я — пас.

— Согласен. Дубликата у Лиры фон Реттау не было, потому что и быть не могло. Она не особенно жаловала идею двойничества даже в искусстве. А искусство значило для нее куда больше, чем все, что им не являлось, включая всех тех, кто его представлял. Не берусь приводить вам отрывок дословно, но в своем дневнике она рассуждает о том, что Гофмана, По, Стивенсона и Достоевского объединяет одно: чувство неотвратимого раздвоения личности, с недоброй руки торопливых к выводам критиков получившего толкование чуть ли не метафизических фобий, а то и психологически-нравственной шизофрении. Опровергая небрежность рецензентов, она пишет, что разделение личности надвое не представляет собой какой-либо невидали даже в рамках отдельной семьи. Смысл же лучших из этих творений в другом: в каждом из нас живет не два, а — бесконечное множество воплощений, что, в свой черед, утверждает неисчерпаемость нашей натуры. Из-за него, ощущения этой неисчерпаемости, и подспудная наша тревога: как пристать к единственно нужному берегу, чтобы потом от него никогда не отбиться? Ответ, как ей кажется, в том, чтобы плыть — просто плыть. Плыть, не бросая якорь нигде. Желательно — против течения… Так что близняшки, Жан-Марк, у нее, конечно же, не было… И потом, входи в планы Лиры трюк с двойниками, приглашенных на виллу оказалось бы меньше на одного. Это у Туреры с Урье не было выбора: за них все расписали — на то и прозаики.

— Почему же тогда на их роли не наняли тех же тройняшек?

— Чтобы придать игре долю пикантности: все-таки их «наниматели» — это писатели. Да еще и большие. Думаю, ни один из них не унизился бы до примитивных ходов. Три на три делится без остатка. А дело как раз таки в нем.

— И что мы имеем в остатке?

— То же примерно, что и столетье назад: тайну Лиры фон Реттау. Причем без веревки…

— Оскар, будьте добры, представьте, что разговариваете с олигофреном: задействуйте пальцы, чтобы было похоже на раз, два и три.

— Боюсь, не удастся.

— Попробуйте снова.

— Хорошо, Жан-Марк. Только давайте сперва помолчим…

-----------------------------------------------------

III

— Здесь непросто найти нам точку отсчета… Давайте попробуем следовать предъявленной Георгием логике: начнем с имени. Простая случайность — а сколько в ней смысла! Лира — как музыка, как инструмент, воспетый и воспевающий мир еще со времен древних греков. Лира — как однострунный нерв Средневековья, к которому спустя век-другой добавится несколько струн, чтобы украсить уже привередливый слух Ренессанса. Лира — как символ поэзии. Лира — еще как созвездие, что взирает на грешную землю из безгрешной Вселенной…