Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм

Что ждёт его впереди? Чем завершится это стремительное бегство навстречу свежему ветру перемен? Надолго ли оно уносит его всё дальше и дальше от загадочной, поруганной, преданной врагам отступниками, но всё ещё живой по неизреченной милости Божьей и притягательной для сердца каждого православного христианина России? Той самой России, покорить, сломить которую не удалось ни монголу, ни немцу, ни поляку, ни шведу, ни французу, но предать которую оказалось возможно её собственному Русскому народу, её собственной Русской армии, её Русской Церкви.

И сейчас, в силу какой-то непостижимой вселенской глупости он бежал прочь от того, к чему неудержимо стремился – от России и от русских же, всё по той же глупости, но в высшей степени справедливо называющих самих себя советскими, ибо русскости в большинстве из них оставалось всё меньше и меньше. Но чем крепче прижимался он нежной юношеской щекой к сильной спине иеромонаха, тем явственнее осознавал правильность и спасительность такого решения. Ибо предавший отца не пощадит и брата. А русские, предав Государя, предали и Россию, и Веру и самих себя. Как же они поступили бы с ним, с чужим, останься он в Ладомирове?

Василий твёрдо запомнил многое из рассказов отца Виталия. В частности о предательстве не только непосредственных участников заговора, но и всего поголовно командования армии.

– Одни сознательно изменяли, – чеканя каждый слог, как приговор произносил иеромонах имена иуд. – Великий князь Николай Николаевич, генералы Алексеев, Рузский, Брусилов, Корнилов, Данилов, Иванов, Эверт. Другие трусливо покорялись изменникам, хоть и проливали слёзы сочувствия Императору – его свитские офицеры Граббе, Нарышкин, Апраксин, Мордвинов. Третьи, вырывая у Государя отречение, лгали ему, что это делается в пользу Наследника, на самом деле стремясь к свержению монархии в России. Зловещие фигуры Временного комитета Государственной Думы – Родзянко, Гучков, Милюков, Керенский, Шульгин – разномастная и разноголосая, но единая в злобе на Русское Самодержавие свора подлецов и предателей России.

«Кругом измена и трусость, и обман», – записал тогда Государь в своём дневнике.

– Отречения как такового не было и не могло быть, – продолжал рассказ отец Виталий. – Император поступил единственно возможным в тех обстоятельствах образом. Он подписал не Манифест, какой только и подобает подписывать в такие моменты, а лишь телеграмму в Ставку с лаконичным, конкретным, единственным адресатом – «начальнику штаба». Это потом её подложно назовут «Манифестом об отречении». Но, уже подписывая телеграмму, кстати, подписывая карандашом (это единственный государевый документ, подписанный Николаем Александровичем карандашом), Царь знал, как знало и всё его предательское окружение, что документ этот незаконен. Незаконен для всех по причинам очевидным. Во-первых, отречение Самодержавного Государя да еще с формулировкой «в согласии с Государственной Думой» не допускалось никакими Законами Российской Империи. Во-вторых, в телеграмме Император говорит о передаче наследия на Престол своему брату Михаилу Александровичу, минуя законного наследника царевича Алексея, а это уже прямое нарушение Свода Законов Российской Империи. Телеграмма Государя в Ставку, подложно названная «Манифестом об отречении», была единственно возможным в тех обстоятельствах призывом Царя к своей армии. Из телеграммы этой, спешно разосланной в войска начальником штаба Ставки Алексеевым, всякому верному и честному офицеру было ясно, что над Императором творят насилие, что это государственный переворот, – и долг присягнувшего на верную службу Царю и Отечеству повелевает спасать Императора. Чего, однако, не случилось. Войска сделали вид, что поверили в добровольное сложение Государем Верховной власти. Клятвопреступники! Они не услышали набата молитвенно произнесённых когда-то каждым из них слов Присяги: «Клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови … Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью … храброе и сильное чинить сопротивление, и во всём стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может. Об ущербе же его Величества интереса, вреде и убытке … всякими мерами отвращать … В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь».[60]

Но не встала армия спасать Царя! Хотя никакой документ об отречении, будь он даже всамделишный, законный Манифест, не освобождал воинство от присяги и крестоцелования, если об этом в документе не говорилось напрямую. Год спустя, когда Император германский Вильгельм отрекался от Престола, он специальным актом освободил военных от верности присяге. Такой акт должен был подписать и Государь Николай Александрович, если бы действительно мыслил об отречении.

Василий тогда закрепил каждой памятливой клеточкой своего мозга, как всегда внешне спокойный и уравновешенный иеромонах приходил просто в негодование, озадаченный непостижимостью фактов. Как, каким образом могла Красная армия, в основе своей состоявшая из дезертиров, из кромешного сброда, стаей воронья, слетевшегося на лозунг «Грабь награбленное», одержать верх?! Возглавляемая прапорщиком Крыленко, в Первую мировую войну бывшего лишь редактором-крикуном «Окопной правды», руководимая беглым каторжником Троцким, не имевшим и малейшего, даже прапорщицкого военного опыта, предводительствуемая студентом-недоучкой Фрунзе, юнкером Антоновым-Овсеенко, лекарем Склянским, как могла вот эта Красная армия теснить Белую гвардию, громить Корнилова, Деникина, Врангеля, Колчака, лучших учеников лучших военных академий, опытнейших военачальников, умудрённых победами и поражениями японской и германской войн, собравших под свои знамёна боевых, закалённых на фронтах офицеров, верных солдат-фронтовиков?! Почему вопреки неоспоримым преимуществам, очевидному перевесу сил, опыта, средств, Белая армия под началом лучших офицеров России потерпела поражение?! И сам же давал ответ, единственно убедительный, объясняющий и ставящий всё на свои места: «Да потому, что на каждом из них: и на Корнилове, и на Деникине, и на Колчаке, равно как и на каждом солдате, прапорщике, офицере лежал тяжкий грех клятвопреступника, предавшего своего Государя, Помазанника Божьего. Для каждого православного ясно: Бог не дал им победы».

– Вот они, современные Иуды, – впечатались в сознание Василия слова иеромонаха Виталия. – Трагичные, жуткие судьбы: генерала Алексеева, это он держал в руках нити антимонархического заговора; генерала Рузского, пленившего Государя и требовавшего от него отречения в псковском поезде; генерала Корнилова, суетливо явившегося в Царское Село арестовывать Августейшую Семью и Наследника Престола, которому он, как и Царю, приносил на вечную верность присягу; генерала Иванова, преступно не исполнившего Государев приказ о восстановлении порядка в Петрограде; адмирала Колчака, командовавшего тогда Черноморским флотом, имевшего громаднейшую военную силу и ничего не сделавшего для защиты своего Государя. И судьбы этих генералов, как и печальные судьбы тысяч прочих предателей Царя, свидетельствуют о скором и правом Суде Божьем. Рвавшиеся уйти из-под воли Царя в феврале 1917 года, жаждавшие от Временного Правительства чинов и наград и предательством их заработавшие, но уже через год, максимум два, они расстались не только с тридцатью полученными серебряниками, с жизнью расстались – такова истинная цена предательства, цена иудиной верности. Генерал Рузский, бахвалившийся в газетных интервью заслугами перед февральской революцией, зарублен в 1918 году чекистами на Пятигорском кладбище. Генерал Иванов, командовавший Особой южной армией, которая бежала под натиском Фрунзе, умер в 1919 году от тифа. Адмирал Колчак расстрелян большевиками в 1920 году, успев прежде сполна испить чашу горечи измены и предательства. Генерал Корнилов погиб в ночь перед наступлением белых на Екатеринодар. Единственная граната, прилетевшая в предрассветный час в расположение Белых, попала в дом, где работал за столом генерал – один осколок в бедро, другой в висок. Священный ужас охватил тогда войска, Божью кару узрели в случившемся солдаты, судьба наступления была роковым образом предрешена.