Хрен с Горы - Изяслав Кацман

– Они не могут собираться там, чтобы напасть на нас?

– Те, Кто Ходят Между Деревнями И Меняют Разные Вещи, не должны, – пожал плачами Тагор. – Они хотят мен вести, а не воевать. Если их сила будет, то могут ограбить. На одиннадцати кораблях не больше четырёх сотен человек. Из них, имеющих хоть какой-то военный опыт, меньше половины. Это мало для захвата Мар-Хона. И если бы они приплыли как враги, то могли бы начать с деревни, возле которой собираются. Но если верить вестям с севера, вохейцы ведут себя мирно.

Слова тузтца немного меня успокоили: действительно, даже если чужеземцы, вопреки его же предположениям, всё же имеют враждебные намерения, то отбиться-то мы отобьёмся, мои «макаки», конечно, не дотягивают до профессиональных военных цивилизованных стран, но уж с какими-то торгашами справятся.

Эх, слушаю я людей, слушаю, да всё время что-нибудь нужное и важное мимо ушей пропускаю, вместо того чтобы на ус мотать. Ведь в историях о Падле-Мишке, открывшем цивилизованному миру наш остров, постоянно проскальзывало: легендарный мореход не только торговлей занимался, но и пиратством не брезговал. Но следующий шаг – связать мореплавателя из историй Баклана с Сектантом и пересказываемых Тагором летописей с его современными коллегами, я почему-то не совершил. А напрасно…

Вохейские корабли стояли в мархонской гавани – теперь их тринадцать. А делегация купцов уже толпилась рядом с моей хижиной под навесом, укрывающим от дождя площадку для собраний.

Выхкшищшу-Пахыр, или, как его называют туземцы, Вигу-Пахи, оказался вовсе не толстопузом, способным только торговаться да перепродавать чужие товары. Предо мной стоял жилистый мужик неопределённого возраста самой что ни на есть бандитской наружности. Да и товарищи по ремеслу были под стать бывшему Тагорову хозяину – если нацепить на них подходящие тряпки, хоть сейчас пускай на массовку в какой-нибудь фильм «о пиратах».

И разговор с купцом-разбойником сразу пошёл совсем не так, как я планировал: вместо обсуждения более выгодного для жителей Пеу обменного курса ракушек на импортные бронзовые изделия мне пришлось столкнуться с наглым наездом со стороны этого Как-Его-Там-Пахыра. Почтенный торговец с ходу начал предъявлять претензии по поводу пятерых человек, оставленных им на нашем гостеприимном острове перед отплытием домой, из которых теперь видит только двоих. Так что мой собеседник желает получить уцелевших обратно с извинениями, а за остальных его устроит и компенсация в виде определённого количества ракушек.

Я, конечно, не очень разбираюсь в том, как вохейские и иные купцы решают с обслуживаемым ими населением возникающие разногласия, но, кажется, сейчас имеет место именно тот самый наглый наезд «по беспределу».

Поэтому успокаиваю себя, что вокруг больше сотни «макак». А с Пахыром всего трое слуг, остальные – это его коллеги-кораблевладельцы со своими людьми. И они, кажется, не очень разделяют борзой настрой недавнего хозяина тузтца. Потому мне только и оставалось, что сделать «рожу кирпичом» и начать ответную речь с максимумом слов из «торжественного» языка – длинную и отнюдь не примиренческую.

Выступление моё сводилось к следующим пунктам.

Во-первых, уважаемый торговец оставлял своих людей вовсе не мне, Сонаваралинге, который сейчас перед ним, а покойному ныне типулу-таки Кивамую. Так что и претензии на этот счёт к тому.

Во-вторых, люди Пахыра воевали на стороне Кивамуя, то есть против законной правительницы Пеу Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганивы. Так что они являются военнопленными, с которыми победители имеют право поступить как им заблагорассудится.

В-третьих, за поддержку узурпатора Кивамуя вообще-то следует держать ответ перед законной нашей правительницей или её полномочным представителем, то есть мною, Сонаваралингой.

И так далее – в-четвёртых, в-пятых…

Под непреодолимой логикой моих аргументов и оценив численность сжимающих топоры и палицы «макак», чьи мрачные лица красноречиво говорили, что может случиться при переходе дискуссии в более оживлённую стадию, Пахыр сбавил обороты и заговорил совсем по-другому.

Теперь он был согласен просто на то, чтобы ему вернули двоих уцелевших. В ответ услышал, что за Тишку, как я сократил труднопроизносимое имя вохейца, попавшего в плен за компанию с Тагором, желательно получить эквивалент продуктов, потраченных на его пропитание. А жрать тот, несмотря на малые габариты, горазд. Так что на пару топоров он точно наел. То, что Тишка вполне исправно отрабатывал свои харчи ударным трудом сперва на ирригационно-мелиоративных работах, а потом на строительстве оборонительной стены, мной скромно не упомянуто.

Что до Тагора, то вообще-то у нас, на Пеу, как-то не принято держать людей в плену по многу лет. И потому тузтец теперь вольный человек, который сам решает свою судьбу. Так что пусть почтенный Вигу-Пахи самолично разбирается со своим бывшим пленником (это слово я употребил за неимением в папуасском термина «раб») и уговаривает того вернуться к нему как угодно. Я для этого даже готов оставить их один на один, чтобы могли поговорить без посторонних ушей. Несмотря на то что тузтец разглядывал недавнего своего хозяина с максимально возможной дружелюбностью, торговец почему-то не пожелал воспользоваться предоставляемой ему возможностью.

Разобравшись с данным недоразумением, омрачающим вохейско-папуасскую дружбу, предлагаю всем присутствующим чужеземцам разделить с нами трапезу, за которой обсудить дальнейшее торговое сотрудничество. Выхкшищшу-Пахыр, изобразив на лице искреннюю радость, вынужден был принять приглашение.

Впрочем, за едой как-то о делах разговаривать не принято – что у жителей Пеу, что у более цивилизованных народов. Так что Тагор, Сектант и Баклан, который как раз вчера нарисовался в очередной раз пред мои очи, развлекали гостей рассказами о нашем житье-бытье: о гражданской войне, о налаженном в Бонхо производстве медных орудий, о том, как Сонаваралингатаки по воле нашей юной правительницы мудро и справедливо правит Мар-Хоном и окрестностями. Вохейцы в ответ рассказывали о всевозможных нововведениях с запада, буквально наводнивших их родину и иные государства. Меня, разумеется, заинтересовало огнестрельное оружие, которым вохейский правитель Тишпшок-Шшивой Третий начал вооружать свою армию. Кое-кто из гостей даже успел увидеть колдовские «палеовийские» жезлы в действии и подержать их в руках. Правда, сам почтенный Кушма-Чикка стрелять не рискнул.

А на мой вопрос: «На какое количество тонопу можно выменять такой жезл?» – купцы дружно заржали. Просмеявшись, Пахыр сказал:

– Такие жезлы запрещено обменивать на что-либо. Их делают мастера-тенхорабиты. Тишпшок-Шшивой вооружает «громовыми жезлами» только своих воинов. И ещё разрешает покупать (торговец машинально употребил вохейское слово, которое я уже слышал неоднократно от «своих» чужаков) их иногда «сильным мужам» из старых семей, которые пользуются особой милостью нашего правителя.