Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки - Джим Холт

«тонко настроены» так, чтобы впоследствии могла зародиться жизнь. Если вы человек не религиозный по своему складу, то, вероятно, воспринимаете все это просто как грубые факты и считаете вопрос закрытым. Но если вы думаете, что должно быть какое-то конечное объяснение тому, что весь этот гармоничный, подходящий для жизни космос, где мы живем, внезапно возник не просто так, а по какой-то причине, тогда придерживаться гипотезы о Боге в вашем случае более чем рационально.

А вот и нет, говорит Докинз, после чего предъявляет, по его мнению, «центральные аргументы книги». В сущности, они сводятся к завуалированной формулировке детского вопроса: «Мамочка, а кто создал Бога?» Докинз утверждает, что считать Бога первопричиной всего – это тупик, поскольку «любой бог, способный создать Вселенную, а затем точно и предусмотрительно отладить ее для зарождения нашей жизни, должен быть невероятно сложным объектом, объяснить существование которого сложнее, чем изначальную проблему». Поэтому «гипотеза Бога также почти стопроцентно отрицается на основании положений теории вероятности».

Здесь Докинз исходит из двух предпосылок: во-первых, творец должен быть сложнее, а следовательно, невероятнее своего творения (например, не бывает такого, чтобы подкова создала кузнеца), а во-вторых, объяснять невероятное в терминах чего-то еще более невероятного – это вообще не объяснение. По словам Докинза, все это не соответствует «положениям теории вероятности». Первая предпосылка – объект жарких богословских споров: теологи утверждают, впрочем, довольно расплывчато, как свойственно метафизике, что Бог есть квинтэссенция простоты. Ведь он бесконечен во всех отношениях, а следовательно, определить его гораздо проще, чем нечто конечное. Однако Докинз указывает, что Бог вовсе не может быть таким уж простым, если помимо всего прочего способен одновременно следить за мыслями всех своих созданий и отвечать на их молитвы («С таким-то рабочим диапазоном частот!» – восклицает Докинз).

Если Бог и в самом деле сложнее и невероятнее своего творения, разве это вычеркивает его из списка правдоподобных причин возникновения Вселенной? Конечно, красота дарвиновской эволюции, как не устает подчеркивать Докинз, в том и состоит, что она показывает, как из простого возникает сложное. Однако такой модели следуют не все научные объяснения. Например, в физике закон энтропии предполагает, что во Вселенной в целом порядок отступает перед беспорядком; таким образом, если вы хотите объяснить нынешнее положение дел во Вселенной в терминах прошлого, волей-неволей приходится объяснять вероятное (беспорядочное) в терминах невероятного (упорядоченного). И совершенно неочевидно, какая модель объяснения годится для главного вопроса – того, который, как сокрушается Докинз, постоянно задают его религиозные друзья: почему Вселенная вообще существует? Дарвинистские процессы помогают перейти от простого к сложному, но не от Ничего к Чему-то – тут они бессильны. Если есть окончательное объяснение, почему существует наш непротиворечивый смертный мир, оно должно, казалось бы, апеллировать к чему-то одновременно необходимому и бессмертному – к тому, что можно назвать Богом. Разумеется, нельзя сказать наверняка, что такое объяснение существует. Возможно, как думал Рассел, Вселенная просто есть, и все.

Такого рода холодные спекулятивные размышления предельно далеки от затейливых религиозных обрядов, практикуемых во всем мире. Религия есть во всех человеческих культурах – откуда она там взялась, если, как Докинз, по его мнению, доказал, она опирается на иллюзию? Многие мыслители – Маркс, Фрейд, Дюркгейм – пытались создать естественную историю религии и утверждали, что она возникла ради каких-то социально-психологических функций, например, как считал Фрейд, для воплощения подавленных желаний, направленных на отцовскую фигуру.

Естественная история религии, которую пишет Докинз, по сути своей дарвиновская, но не с той точки зрения, с какой вы думаете. Докинз скептически относится к тому, что религия ценна для выживания: она требует столько крови и чувства вины, что это перевешивает любую мыслимую пользу. Напротив, Докинз считает, что религия – это «губительный побочный эффект» полезного адаптивного механизма, а именно склонности ребенка верить родителям, которая возникла в ходе эволюции. Докинз полагает, что религиозные идеи – это вирусоподобные «мемы», которые размножаются, заражая податливый мозг ребенка. (Понятие «мем» Докинз ввел тридцать лет назад для обозначения элементов культуры, которые, по его мнению, воспроизводятся и конкурируют так же, как гены.) Каждая религия, по мнению Докинза, представляет собой комплекс взаимно совместимых мемов, которые сумели выжить в процессе естественного отбора. («Ислам, к примеру, можно сравнить с группой генов хищников, буддизм – с группой генов травоядных», – пишет он с характерной любовью к провокациям.) Согласно этому представлению религиозные верования не полезны ни нам, ни нашим генам, они полезны самим себе.

Докинз признает, что гипотеза о податливом мозге ребенка – это всего лишь одна из множества спекулятивных дарвинистских гипотез, стремящихся объяснить существование религии. (Например, есть гипотеза, которая гласит, что религия – побочный продукт нашей генетически запрограммированной склонности влюбляться.) Вероятно, какая-то из этих гипотез правдива. Если так, что это говорит об истинности религиозных представлений как таковых? Все, что Докинз пишет о религии, можно сказать и о науке или этике. Все идеи можно рассматривать как мемы, которые размножаются, перескакивая из одного мозга в другой. Одни идеи, замечает Докинз, распространяются, поскольку полезны для нас, в том смысле, что они повышают вероятность, что наши гены перейдут к следующему поколению, другие, например, по его словам, религия, распространяются как вредный побочный продукт деятельности полезных в остальном частей нашего сознания. Этические ценности, по его представлениям, подпадают под первую категорию. Например, альтруизм полезен нашим эгоистичным генам, когда направлен на благо близким родственникам, с которыми у нас общие гены, или не-родственникам, которые имеют возможность отплатить нам услугой за услугу. Но как же тогда быть с бескорыстными добрыми поступками, достойными доброго самаритянина? И это тоже побочные продукты, утверждает Докинз, правда, тут же спешит добавить: это «драгоценные, прекрасные» побочные продукты, не то что плохая, нехорошая религия.

Однако логика Докинза подрывает объективность не только религии, но и этики. Биолог-эволюционист Э. О. Уилсон в статье, написанной совместно с философом Майклом Рьюзом в 1985 году, высказывается прямо по существу: этика – это «иллюзия, навязанная нам генами, чтобы заставить сотрудничать», а «биология заставляет нас действовать в ее интересах, вынуждая думать, будто существует объективный высший кодекс чести, которому мы должны соответствовать». Таким образом, сводя идеи к «мемам», которые распространяются благодаря разного рода «побочным продуктам», Докинз волей-неволей становится на сторону так называемого дарвинистского нигилизма.

Кроме того, он чересчур поспешно заявляет, будто религия лишена всякой практической пользы. Исследования показали, что верующие живут дольше (вероятно, потому, что ведут более здоровый образ жизни) и чувствуют себя счастливее (возможно, благодаря социальной поддержке церковной общины). Судя по статистике рождаемости в США и Европе, они еще и размножаются