Маледикт - Лейн Робинс

— Вы требуете от меня невозможного, — возразил Маледикт. — Разве в моих силах пресечь праздную болтовню…

— Хватит, — отрезал Арис, не настроенный шутить в непосредственной близости от тела погибшего брата, да еще и с молодым человеком, подозреваемым в его убийстве. — Двор закрыт. Пока не наступит весна, поправ смерть жизнью, не будет ни балов, ни празднеств, ни маскарадов. Знать разъедется по загородным поместьям, кто-то, быть может, пожелает остаться в городе. Ты должен затаиться в своем особняке. Повинуйся — и в награду я дарую тебе Януса.

— Он вам не принадлежит, чтобы им распоряжаться, — заявил Маледикт.

— Зато я могу приказать ему удалиться. Я могу упрятать его в Ластрест, заставить носить траур и чтить память отца. Или всё время держать при себе… — Арис замолчал. Храм еще темнее и холоднее казался от мертвого тела, от боли скорбящего, и гнев вспыхнул в Маледикте, разросся, навис, как туча. Эхо подошел ближе, его ладонь опустилась на рукоять меча.

— Маленький глупец, — проговорил Арис, хватая Маледикта за плечи и встряхивая его со сдерживаемым разочарованием. — Не заставляй меня прислушиваться к сплетням.

Маледикт кротко стерпел тряску; волосы растрепались и закрыли ему лицо. Хриплый голос прошуршал, как змеиная чешуя по камням:

— Я буду благоразумен, сир, по мере возможностей, которые не так уж незначительны, вы согласны?

— Сир, — вмешался Эхо, — лучше задержать его, пока мы не услышим, что поведает нам Мирабель…

— Вам так не терпится оставить меня без обеда и моих любимых книг? — спросил Маледикт.

Арис застыл — так же, почуяв след, застывали его собственные псы. Призраки гроссбухов витали в храме с той самой минуты, как появился Маледикт. Король ожидал, что он заговорит о них гораздо раньше и без обиняков. Это же упоминание, столь утонченное, могло быть угрозой — или всего лишь доказательством того, что Маледикт впрямь способен быть осмотрительным.

— Тогда отправляйся, — проговорил Арис. Ладонь, до сих пор лежавшая на плече Маледикта, поднялась, накручивая на пальцы темные пряди. Король повернул лицо юноши к себе, внимательно изучая. Маледикт не хлопал ресницами, не вскидывал невинно бровки — впрочем, подобные мимические усилия всё равно не убедили бы короля в невиновности юноши. Однако Маледикт и не ухмылялся, и не смотрел победно. Отсутствие ликования смягчило обиду. — Тогда уходи. С тобой покончено. Не желаю слышать о тебе ничего, кроме похвалы, до твоего возвращения ко двору весной.

Маледикт поклонился; его волосы выскользнули из пальцев Ариса.

— Сир, — попытался возразить Эхо, но договорить не успел: вернулся Джаспер, бледный, как полотно. За ним шли двое гвардейцев, держа руки на пистолетах; глаза у них были такие испуганные, словно они только что видели самого дьявола.

— Джаспер, что случилось? — дрогнувшим голосом спросил Арис.

— Вестфолл мертв… его дом горит…

— Это антимеханики? Неужели они посмели…

Отерев рукой губы и вспотевшее лицо, Джаспер перебил короля:

— Нет, они ни при чем. Мирабель сошла с ума, сир. Она убила их обоих — отравила Брайерли и прикончила Вестфолла. Вырвала у него глаза и сердце. — Джаспер вздрогнул. — Мы видели Мирабель, ее платье выпачкано кровью от шлейфа и до бедер, словно она вброд перешла кровавую реку. Но прежде чем нам удалось ее схватить, она исчезла, словно тень под полуденным солнцем.

— Исчезла, — беззвучно повторил Арис.

— Это колдовство, сир, клянусь вам. Не имеет значения, что боги умерли… она как-то смогла прикоснуться к их силе, и никто не будет в безопасности, пока ее не остановят.

Арис рухнул на скамью. Впервые за тридцать лет возведя глаза к изображениям богов, король принялся молиться Бакситу о возвращении разума в свое королевство.

Первым признаком весны в городе был треск вскрывающихся возле порта рек, стонущих, словно живые существа в адских муках. Всю зиму Маледикт дурно спал — и спал бы еще хуже, если бы не Янус и не тот факт, что вихрь слухов наконец сместился от него к Мирабель. По мере того, как смерти, случившиеся в ночь Темного Солнцестояния, изглаживались из памяти, обсуждение его к ним причастности сходило на нет на фоне бушующего океана опустошений, учиняемых Мирабель.

Бойню, устроенную у Вестфоллов, затмила последующая гибель четверых королевских гвардейцев, которым удалось настигнуть Мирабель. Если верить молве, всех четверых нашли с рваными ранами и выколотыми глазами. Мирабель — призрак, являющийся, чтобы мучить живых, кричали одни. Ведьма, кричали другие, — ведьма, желающая извести аристократов. Другие, более осторожные, шептали о возвращении богов и прикосновении Ани, — шептали так тихо, что лишь Джилли, тщательно просеивавший крупицы информации, слышал их слова.

Каждая новая мелочь надолго занимала праздных болтунов. Шептали, что Арис выбрал Януса на должность советника взамен Вестфолла. Поначалу сплетники утверждали, что так Арис лишь пытался приструнить скандально известного племянника и не отпускать от себя последнего в их роду. Более злые языки подмечали, что Арис всегда предпочитал, чтобы один из его советников не терял связи с простым народом, а кто может быть ближе к народу, чем ублюдок?

Так или иначе, время шло. Янус, как советник короля, часто бывал во дворце. Он встречался с заморскими купцами в порту, торгуясь для короля и с презрением отвергая большую часть итарусинских товаров. Он — во всяком случае так утверждали, — встретился с капитаном Таррантом, этим помилованным военным пиратом, чтобы заключить тайную сделку о провозе тех же самых отвергнутых итарусинских товаров в страну, таким образом снизив заоблачные цены на основные продукты питания, к вящей радости бедняков. Но если днем Янус мотался по городу с поручениями короля, то ночами он целиком принадлежал Маледикту.

Однако даже теперь, когда Янус почти всё свободное время проводил с Маледиктом, Джилли не сомневался — Маледикта неотступно преследуют призраки, ночами ему снятся кошмары. Все чаще Джилли замечал тени, проплывающие в глазах Маледикта: Ани, ощущая препятствия на своем пути, проявляла Себя в сотнях мелких приступов злобы. По звенящему напряжению, что возникло в отношениях между Маледиктом и Янусом, по почти обиженным взглядам, которые время от времени бросал Маледикт на своего возлюбленного, Джилли начинал понимать, что случилось, только пока никак не мог найти тактичного способа удостовериться в своей правоте.

В тот вечер Джилли появился в доме, сопровождаемый скрипом льда, с таким мрачным видом, словно этот скрип издавал он сам. В руке Джилли держал орудие, которому было суждено разрушить их хрупкий мир.

— Знаешь, у тебя ледышки в волосах, — сказал Маледикт, слонявшийся по холлу с бокалом вина. — Ты, видно, здорово замерз. — Маледикт поставил бокал на пустой поднос для писем. Выполняя просьбу Ариса, юноша отказался от посещения каких бы то ни было празднеств, хотя, по правде говоря, не так уж часто его приглашали. Маледикт отряхнул ледышки с пальто Джилли. Письмо захрустело, как ломающийся лед, и Маледикт выхватил у друга конверт.