Замороженная страсть - Алексей Макеев

Как сыщик ни просил, хозяйка не уступила – ни одного слова не удалось из нее вытянуть. Только когда обед был окончен и посуда со стола убрана, она приступила к рассказу:

– Я с утра, сразу как с тобой покалякала, отправилась к своим подругам. Сперва Наталью посетила, потом Ленку, а там и до Зинки добралась. Она ведь дальше всех живет, у самого выезда на Кузнецк…

– На Кузнецк! – воскликнул Гуров. – Так вот, значит, откуда…

– Ты погоди, ты меня не перебивай! – остановила его Настасья Филипповна. – Я до смерти не люблю, когда перебивают. Значит, всех посетила, всем твою историю рассказала. Бабы очень заинтересовались. Как я и думала, все сразу согласились участвовать; Ленка ради такого дела даже поездку отложила – она собиралась в Пензу ехать, к врачу, но отложила. Все заняли свои наблюдательные посты и принялись наблюдать. А я была вроде связного, но и на разведке тоже – между ними непрерывно ходила, новости узнавала.

До обеда ничего не было, и мои бабы даже начали терпение терять. Но сразу после обеда, около двух часов, пришла я в очередной раз к Зинаиде, а она мне и говорит: «Только что твои проехали!» Я ее спрашиваю: «Какие это мои?» А она мне: «Как какие? Бандиты эти! На машине такой черной, размером с дом. Полчаса назад проехали, куда-то в центр». Я спрашиваю: «А людей-то в машине много?» А она говорит: «Людей не было никакой возможности разглядеть – стекла все черные, как сажей замазаны. Но номер – номер точно не наш, не пензенский».

Ну, я тут же развернулась и побежала к магазину. Церкви-то у нас в деревне нет, так что автобусы у магазина останавливаются, ну и машины тоже. Гляжу – и правда, стоит чужая машина, вся черная, и стекла черные, так что людей разглядеть нельзя. Только мне их разглядывать не потребовалось: они все вылезли и возле машины стояли. Постояли, посовещались, а потом разошлись в разные стороны. И каждый, как я заметила, у встреченных наших деревенских что-то спрашивал. Что они спрашивали, я не слышала, но это ничего: я потом к людям подошла и все узнала. Оказалось, они спрашивали, где тут можно остановиться, кто на дом пускает. Ну, люди и говорили, кто что знает. Например, на мой дом указали: дескать, вот Настасья пускает приезжих, и сейчас у нее человек из Москвы гостит. В деревне ведь ничего не скроешь, все всё знают…

– А как выглядели эти приезжие? – спросил Гуров. – Был ли там такой высокий молодой парень, светловолосый, по виду – спортсмен?

– Нет, такого не было, – покачала головой Настасья Филипповна. – Было их трое. Один худой, чернявый, весь такой дерганый. Он вроде за главного, командовал ими. Другой такой бугай приземистый, с бритой головой. Он у них как бы водителем работает, за рулем сидит. А третий вроде алкаша – рожа такая испитая, сразу видно, что с бутылкой не расстается. Ты дальше слушай. Они с нашими местными поговорили, а потом сюда пошли. Я за ними. Вижу, они подошли, за заборами притаились и давай высматривать. А потом еще кругом ходили. Станислав Викторович их, конечно, не видел, он машиной занят был, а я видела…

– Уж конечно, не видел! – обиделся Крячко. – Что ж, вы думаете, я как в эти патрубки уперся, так и изучал? Дались они мне! Тем более что под капотом у меня все в ажуре. Я там у себя зеркальце пристроил и прекрасно видел, что у меня за спиной творится. Всех троих я, правда, не заметил, но одного – вот этого самого алкаша, про которого вы говорили, – засек.

– Скажите, а вы не знаете, куда потом делась эта черная машина? – снова повернулся к хозяйке Гуров. – Уехала она из деревни или нет?

– Куда она делась, не знаю, но из деревни вроде не уезжала, – ответила хозяйка. – Когда эти приезжие вдоволь за моим домом понаблюдали, они ушли назад, к магазину, а я снова побежала к Зинаиде – смотреть, как они уезжать будут. Мы с ней больше часа у окна просидели, но так никого и не увидели, не проезжали они мимо нас.

– Что ж, спасибо вам огромное, Настасья Филипповна, за вашу помощь! – сказал Гуров. – Вы проделали работу, которую не всякий сотрудник правоохранительных органов смог бы проделать. И сеть наблюдения организовали, и сами наблюдение вели, и все видели, и все запомнили… Теперь наступает черед действовать нам со Стасом. На дворе, я вижу, совсем стемнело. Вы когда ложитесь?

– А вот как стемнеет, и ложусь. Корову подою, воды, сена ей задам, калитку закрою, телевизор еще немного посмотрю – и ложусь.

– Вот и отлично. Делайте все, как обычно, не отступая от заведенного распорядка. Дверь в дом покрепче заприте и ложитесь. И убедительная к вам просьба: больше никакой инициативы! Вы днем отлично поработали, очень нам помогли, больше не стоит. Сидеть у окна с мужниным дробовиком ни в коем случае не надо, только лишние проблемы мне создадите. Ночью мы со Стасом сами управимся.

– Хорошо, не буду вам больше помогать, раз вы не хотите, – сказала хозяйка, в ее голосе прозвучала обида. – Сами, так сами. Хотя от меня еще никогда вреда не было…

– Пускай и дальше не будет, – миролюбиво произнес Гуров. – А давайте мы вам с посудой поможем? Вон какая гора получилась…

– Еще чего! – воскликнула Настасья Филипповна. – Нет уж, с посудой, как и с другой домашней работой, я сама управлюсь. Вы не хотите от меня помощь принимать, ну, и мне ваша подмога не нужна. Отдыхайте перед вашей ночной работой.

– Ну, если так, мы и правда идем отдыхать, – поднялся Лев.

Они с Крячко вышли на крыльцо и, не сговариваясь, достали сигареты. Оба курили редко, от случая к случаю, но сейчас был именно такой случай: им следовало изображать расслабленность и безразличие, а сигареты для этого подходили лучше всего. Сыщики закурили, потом отошли к забору и присели на лежавшее там бревно.

– Я полагаю, сейчас за нами ведется наблюдение, – негромко сказал Гуров другу. – Они тогда, после первой разведки, ушли, чтобы отогнать машину и составить план действий, но к настоящему времени, я уверен, уже вернулись. Ты утром, пока их еще не было, успел сделать, что я просил?

– Ну да. Там, над потолком, действительно оказался чердак, заваленный всяким хламом. И на чердаке имеется оконце, страшно пыльное. Если слегка повернешь голову, ты его увидишь.

– Да, вижу.

– Ну, я его немного протер, так что стало видно двор. А еще я смазал петли на двери лаза, теперь она открывается совершенно бесшумно. И окна во флигеле протер, прямо блестят. Но больше всего времени потребовал проход.

– Он где – у задней стенки?

– Ну да. Я вынул две доски из стены, выдернул гвозди и снова поставил их на место. Мы в любую минуту можем вылезти между флигелем и сараем, там совершенно глухое место, ниоткуда не видно. А ты тоже хотел какие-то приготовления сделать, помнишь, ты говорил?

– Я не мог их сделать, пока не было известно, что гости на самом деле прибудут, – ответил Лев. – Теперь, когда мы знаем, что они пожаловали, и даже знаем, сколько их, можно звонить капитану Куликову.

– Ты хочешь, чтобы пензенская полиция участвовала в задержании?

– Нет, брать этих молодчиков мы будем вдвоем. Если полиция появится хотя бы на околице деревни, наши «друзья» мгновенно это учуют и прикинутся мирными грибниками. А нам их надо взять с поличным. Пусть Куликов будет поблизости, но не здесь.